Рита тяжело вздохнула и положила журнал на прилавок.
– Что, не понравился? – усмехнулась старушка, иронично разглядывая Риту. – Может, тебе лучше «Крестьянку» дать?
Рита отвернулась и пошла прочь от киоска. На душе у нее было мрачно и безысходно. Она сама не заметила, как пришла к библиотеке.
Когда много часов спустя она вошла в подсобку кафе «Телави», управляющий Василий Петрович встретил ее сердитым взглядом и недовольно проговорил:
– Ты работаешь всего третий день, и уже позволила себе опоздать.
– Василий Петрович… – Рите пришлось сделать усилие, чтоб ее голос зазвучал увереннее. – Василий Петрович, смена начинается в восемь двадцать. Сейчас ровно восемь двадцать. Значит, я пришла вовремя.
На одутловатом лице управляющего появилось удивление.
– Ты посмотри, как заговорила, – усмехнулся он. – Что, думаешь, ты тут самая умная?
– Нет, но…
– И хватит меня перебивать! – Толстое лицо управляющего побагровело, Айгуль и Маймуна испуганно сжались у него за спиной, продолжая драить тарелки. – Чтобы завтра пришла на работу за пятнадцать минут до начала смены! – отчеканил он, ткнув в лицо Рите толстым указательным пальцем. – Иначе – уволю к чертовой матери. Всосала? Или повторить по слогам?
– Вы… – Рита осеклась, но тут же повторила, стараясь придать голосу твердость. – Вы не имеете права меня увольнять.
– Что? – изумленно приподнял брови управляющий.
– Вы не можете меня уволить, – сказала Рита.
Айгуль и Маймуна замерли с мокрыми тарелками в руках. Толстяк опустил руку, приблизил к Рите разъяренное, налитое кровью лицо и прошипел:
– Что ты сказала?
Рита встретила его взгляд прямо.
– Это не я сказала, – тихо, но спокойно проговорила она. – Это написано в Трудовом кодексе.
Управляющий секунду молчал, затем медленно и плотоядно улыбнулся (от его улыбки Риту прошиб пот) и сказал:
– На заборе тоже много чего написано. Может, и это перескажешь, сучка?
Последнее слово он произнес насмешливо и презрительно. Внезапно страх Риты прошел, ей даже захотелось ему надерзить, показать, что она не какая-нибудь немощная беззубая старушка, которой можно помыкать.
– Могу и пересказать. – Голос Риты окреп. – А вообще, если вы меня сейчас турнете, я в суд могу пойти. И платить мне ничего не надо будет, а с кафе деньги возьмут. Вряд ли это понравится нашему хозяину.
Управляющий молчал, замерев с открытым ртом и глядя на Риту изумленным и недоверчивым взглядом.
– А еще вы меня сексуально домогались, – продолжила она. – И есть те, кто это видел. За это вас могут не только уволить с работы, но и приговорить к выплате денежного штрафа, а также к пятнадцати суткам общественных работ. И это если я еще про попытку изнасилования не скажу.
Василий Петрович прищурился.
– Что ты несешь? – процедил он сквозь зубы.
– Не несу. Просто ци… – Рита сбилась на непривычном слове, но договорила: – Цитирую.
Еще некоторое время он смотрел на нее в упор, чуть согнувшись, затем выпрямился, облизнул губы и сказал:
– Ладно. Берись за тарелки. Но я тебя, стерва, все равно уволю. Найду, к чему придраться, и уволю. С волчьим билетом. Так, что тебя не то что в посудомойки – говно из-под свиней выгребать не возьмут.
– Попробуйте. Только знайте: у меня в кармане включенный диктофон. И он не только все пишет, но и сразу передает по вайберу моей подруге. А она тоже записывает. Только попробуйте меня уволить – я тут же отнесу запись в полицию и расскажу про все. А в тюрьме вам будет очень плохо. Вы ж сытно кушать привыкли да мягко спать.
Толстяк оцепенело таращил на нее глаза. Когда она закончила, он молча развернулся и вышел из кухни.
Почувствовав на себе два испуганно-настороженных взгляда, Рита обернулась и хмуро, с вызовом проговорила:
– Что?
Айгуль и Маймуна поспешно отвели глаза и продолжили драить грязные тарелки.
Утро выдалось пасмурное, хмурое. Сергей Анатольевич Беклищев, всесильный и полновластный хозяин империи под названием «Витанова», сидел за столом, просматривая папку, которую только что принес ему Глеб Черных. Сам Глеб, как всегда аккуратно выбритый, красивый и лощеный, сидел в кресле напротив, закинув ногу на ногу, и ждал, что скажет Беклищев.
Склонившись над раскрытой папкой и нахмурив густые брови, Сергей Анатольевич внимательно просматривал схемы, цифры и пометки к ним. Его мясистое лицо слегка покраснело, как краснело всегда, когда он был на чем-то сосредоточен. Глеб вдруг подумал, что босс похож на старого ощетинившегося ежа. Коротко стриженные седые волосы, торчащие вверх, лишь подчеркивали это сходство.
Беклищеву было сорок три года, но из-за резких морщин и ранней седины выглядел он на пятьдесят пять, и за глаза подчиненные называли его Старик. Каждое утро он пробегал по три километра, а потом еще полчаса плавал в бассейне. Он был крепок, как двадцатипятилетний парень, и силен, как атлет. Силы были ему нужны не только для управления компанией с годовым оборотом в два с половиной триллиона рублей, но и для того, чтобы не казаться смешным старым пнем рядом с молодой женой Ликой, с которой Беклищев официально расписался меньше года назад, и которая была на двадцать лет младше его.
Глеб незаметно глянул на часы. Старик заметил это движение и поднял голову.
– Что? – сухо спросил он.
– Ничего, Сергей Анатольевич, – с вежливой улыбкой сказал Глеб Черных. – Жду, пока вы дочитаете.
Сергей Анатольевич ткнул коротким, сильным пальцем в листок, испещренный карандашными надписями.
– Кто сделал эти пометки? – осведомился он.
– Какие пометки? – не понял Глеб.
– Вот эти. Посмотри сам.
Во рту у Глеба пересохло, когда он увидел, что лист исчеркан карандашной пачкотней. Какие-то строки были перечеркнуты, на полях что-то дописано.
– Я… не знаю, – сказал Глеб. – Сегодня утром, когда я пришел на работу, этих заметок не было.
– С кем ты работал над аналитическим прогнозом?
Глеб взял себя в руки и сказал:
– Вместе с Артемом.
– И кто из вас внес эти правки?
Глеб молчал. Он готов был поручиться, что утром, когда он пришел на работу, никаких правок в «прогнозе» не было.
– Ты что, правил сам себя? – сухо спросил Беклищев. – Тогда почему подал в таком виде?
Глеб нервно сглотнул слюну.
– Мне долго ждать ответа? – спросил Беклищев, сверля его холодными глазами.