Дружина Сигурда уже была зажата возле мачты, а нос и корма его корабля к этому времени находились во власти чужаков. Корабль одной из общин Хейдабьюра под предводительством Бергмунда Трески шел ему на помощь, и люди, которые уже не могли в образовавшейся давке пустить в ход свое оружие, стали перепрыгивать на его корабль.
Сигурд конунг не хотел отступать: он знал, что с ним осталось совсем мало людей, совсем близко за спиной слышал звон оружия и хриплый, сорванный голос Харальд конунга, который подбадривал своих людей.
– Князь, конунг, сюда! – изо всех сил звал его Альв Волосатый, уже перешедший на корабль Бергмунда.
– Стой, ублюдок! – орал с другой стороны Харальд конунг. – Иди сюда, я тебе кишки выпущу! Рери! Аслейв! Зажмите его, гоните сюда, не дайте ему уйти! – призывал он, хотя они никак не могли его слышать среди оглушительного грохота железа, треска ломаемых щитов и воплей сотен человеческих глоток.
Сигурд конунг вовсе не собирался бежать: в случае поражения смерть была для него единственным достойным выходом. Вокруг него оставалось не больше десяти человек, а клинки Харальдовых людей окружали их со всех сторон. Кто-то с приближающегося корабля бросил в него копье, и один из хирдманов рядом с ним упал; Сигурд щитом отбил еще один копейный наконечник, вспрыгнул на скамью. Харальд конунг был прямо перед ним; щит его куда-то делся, и теперь он орудовал мечом, держа его обеими руками. При нем еще оставались телохранители, поэтому он мог себе позволить не заботиться о прикрытии; даже его стяг еще маячил поблизости, хотя знаменосец и охраняющий знамя поотстали.
Сигурд швырнул в Харальда свой щит; наткнувшись на меч, тот со звоном упал, но и меч Харальду пришлось опустить, а Сигурд спрыгнул со скамьи и бросился на него, пытаясь нанести удар, пока тот на мгновение застыл и опешил. Но и этого мгновения у него не оказалось: Эгиль Кривой Тролль встретил его ударом копья в горло. Сигурд застыл, выронил оружие; Эгиль рванул копье на себя, тело упало на колени, потом рухнуло, заливая доски кровью из пробитого горла.
– Пропади ты, Эгиль, он был мой! – яростно заорал Харальд. – Всегда тебе надо быть впереди самого конунга! Чтоб тебя взял твой кривой тролль!
Эгиль ничего не ответил. В его задачи входило после битвы предъявить дружине конунга живым и по возможности целым, а рисковать, подпуская к нему озверевших врагов, он никак не мог. Слава не уйдет. В мире так все устроено, что славу за победу получают конунги, даже если на деле врагов убивают другие. Ведь исход битвы в конце концов определяет удача или неудача конунга, а не каких-то там Эгилей и Хрингов.
Гибель конунга Сигурда была замечена не сразу: поблизости уже не оставалось кораблей Хейдабьюра. Многие из них, прикованные абордажными крюками к вражеским кораблям, уже были очищены от людей, частью погибших, часть сумевших перебраться на другие корабли. Оставшиеся отступили, теснимые каждый двумя или даже тремя кораблями сыновей Хальвдана. Битва сместилась по фьорду гораздо ближе к вику, на воде плавали щиты, целые и порубленные. Живые и мертвые, упавшие за борт, сразу шли на дно, утянутые тяжестью снаряжения и оружия.
Харальд приказал вырубать абордажные крюки, чтобы избавиться от пустого теперь Сигурдова корабля и догнать собственного брата. Там, на «Синем Драконе», было почти пусто, только лежало несколько тел мертвых и раненых, да виднелось несколько пленников, которых охраняли легко раненные хирдманы. Видимо, предусмотрительный Рерик заранее распорядился не убивать тех, кто одет побогаче и за кого можно взять выкуп. Сам он, должно быть, сражался уже вон на том корабле с красной полосой на борту, потому что его стяг болтался именно там и в гуще битвы поблескивал золоченый шлем. Харальд окинул взглядом корабли, помня, что где-то тут должен быть и второй из сыновей Сигимар, но определить, где он, не смог, и хрипло приказал быстрее грести. Старшего из братьев-конунгов он мог считать за собой, но и младшего упускать не хотел.
Однако догнать битву ему не удалось: в войске Хейдабьюра, сильно потрепанном, после гибели вождя началось повальное бегство. Один за другим корабли отходили к вику, если на них еще оставалось достаточное число гребцов, или сдавались, не видя другого выхода. Каждый из кораблей Хейдабьюра остался один перед несколькими кораблями противника, конунгов не было видно, воодушевить их и возглавить было некому. Оба стяга исчезли.
Ульв конунг, раненый чьей-то меткой стрелой, лежал на носу корабля Торхалля хёвдинга, а рядом с ним сидел Витко, с рассеченной бровью и оцарапанным бедром, дрожащий от возбуждения, ужаса и потери крови. Никого из дружины Добролюта, в числе которой он начинал бой, поблизости не было: исчез в гуще битвы и сам воевода, и Ледян, и Волкош, и Зоран, – всех сожрало это чудовище, эта кровавая круговерть на неверной шатающейся палубе, нескольких досках между небом и морем. Молодой конунг, младший сын княжны Умилены, как ее продолжали называть в Велиграде, почти ровесник Витко, то есть даже на год младше, оставался для бедняги единственным знакомым лицом. Именно Витко подхватил и утащил Ульва, хотя тот не шутя отбивался и рвался назад в битву. Велеградский отрок, конечно, оказался прав: очень быстро молодой конунг ослабел до того, что не мог не только сражаться, но даже сидеть, и лежал теперь в полубеспамятстве. Витко держал над ним щит: корабли сыновей Хальвдана преследовали их на коротком расстоянии и стрелы то и дело свистели мимо или впивались в доски.
Уже видны были пристани Хейдабьюра и толпа, которая в страхе разбегалась подальше от воды, как будто это могло кого-то спасти. Сыновья Хальвдана входили в город с победой, хотя им еще предстояло высадиться.
Корабли Хейдабьюра подошли к причалам первыми, но, хотя Торхалль хёвдинг и пытался собрать людей, чтобы помешать врагам сойти на берег, его мало кто поддержал. Было очевидно, что сыновей Хальвдана не остановить на суше, раз уж их не удалось отбросить на море. Вскоре последние защитники бежали, оставив на причалах еще множество мертвых тел, и корабли захватчиков один за другим высовывали резные носы на берег. Вскоре уже дружины оказались на суше, и все брошенные корабли Хейдабьюра теперь стали их добычей.
О сопротивлении никто в городе больше не думал. Те, кто еще не успел укрыться на холме, со всех ног бежали к Хохбургу. Самые большие и богатые усадьбы закрывали ворота, хозяева раздавали оружие рабам и старикам, в точности как предсказывал вчера насмешливый посланец Оттар Епископ. Улочки были почти пусты, двери полуземлянок и ворота двориков стояли нараспашку.
Ульва принесли в усадьбу Слиасторп. Там его перевязали как следует, а Альв Волосатый, тоже раненый, но оставшийся на ногах, спешно готовился отбивать нападение. Среди тех, кого он торопливо выстраивал во дворе усадьбы, оказался и Витко. Среди беглецов обнаружились еще два человека из дедовой дружины: Волкош и Зоран, и теперь им приходилось принимать бой под началом раненого Ульва конунга, последнего из прежних хозяев Хейдабьюра. Рухнули надежды найти здесь помощи для князя Мстивоя, и теперь бодричи мечтали лишь о том, чтобы остаться в живых.
Никто не сомневался, что дружины захватчиков первым делом устремятся сюда. Королева Вальгерд сидела возле раненого деверя, бледная, но почти спокойная: она была потрясена всем случившимся и ей не верилось, что Сигурда конунга она больше никогда не увидит. О его возможной смерти носились неустойчивые и противоречивые слухи: в суматохе битвы кто-то что-то видел, но все говорили разное. Ей казалось, что вот – вот муж вернется и все станет как раньше. Не видя мертвого тела, она не хотела поддаваться надвигающемуся ужасу. Может быть, Сигурд конунг сейчас с кем-то из хёвдингов или в Хохбурге. Из его ближней дружины, бывшей с ним на корабле, никто не уцелел или пока не вернулся в усадьбу, так что настоящих свидетелей не находилось.