Всё лето они встречались, он немного работал, каждый раз спрашивая мнение Луизы о той или иной работе, и неизменно получал превосходные отзывы. В конце лета он решил, что пора, и как-то раз, когда рисовал на обрыве, а она разложила рядом скатерть для пикника, они выпили вина, и он решился поцеловать её. Луиза не пыталась сопротивляться, губы её пахли апельсинами, и он почувствовал влечение.
— Луиза, дорогая, — сказал он, когда долгий поцелуй закончился, — я люблю вас. Я так люблю вас, что не мыслю без вас своего существования. Я хочу, чтобы вы стали моей женой… Вы согласны? Прошу, не молчите! Я не молод, но способен составить счастье женщины…
— О! Филипп! — Грудь Луизы вздымалась от волнения. — Это так неожиданно… Я просто не могу поверить, что вы… вы… выбрали меня… Господи… — Луиза заплакала.
Он взял её руки в свои, и начал покрывать поцелуями.
— Так это да или нет? Милая…
— Да… да… да… — Плечи Луизы сотрясались от рыданий.
— Так вы любите меня? Любите?
— Господи! Какой вы глупый! Я обожаю вас! Я люблю вас так, что даже дышать с вами одним воздухом для меня счастье!
Обрадованный Филипп заключил её в объятия.
Вскоре они обвенчались, и Луиза въехала в дом Филиппа. Первая брачная ночь прошла на удивление хорошо. У Луизы не было опыта, но она оказалась способной ученицей, и он остался доволен. Луиза оказалась прекрасной хозяйкой, и он наслаждался безмятежностью семейной жизни. Он рассчитывал, что скоро у них пойдут дети, и разговоры об этом велись всё чаще. Он даже приготовил комнату для будущего ребёнка, украсив своими лучшими творениями, чтобы малыш сразу же привыкал созерцать прекрасное. Луиза была полностью счастлива.
Как-то раз он обходил сад в глубокой задумчивости. Непонятная тоска грызла его, и он тщетно пытался понять её причину. Он чувствовал томление духа и беспокойство, но старался не показывать виду — ему не хотелось волновать Луизу понапрасну. Забывшись, он зашёл в дальний уголок сада, где когда-то закопал Розу. Его охватило любопытство, и он подошёл к тому самому месту, где она лежала.
Розовый куст, посаженный десять лет назад, засох, но на его месте росла одинокая роза тёмно-красного цвета. Цветок был бесподобно красив, и Филипп замер, поражённый. Здесь было мало света, и потому капельки росы не блестели, а казались красными под цвет лепестков, как капли крови.
— Боже! Ты стала ещё прекрасней, дорогая Роза! Ты по-прежнему молода и свежа! Ты должна быть мне благодарна… я избавил тебя от отвратительной старости, теперь ты можешь быть вечно молодой… и жить вечно… возрождаясь каждой весной ещё более юной и благоухающей… О! Роза… — бормоча это, художник наклонился и понюхал цветок, — как ты восхитительно пахнешь! Милая, милая, Роза! — Он ещё раз втянул ноздрями запах, повернулся и пошёл обратно в дом.
Странно, но тоска, сжимавшая сердце, стала отпускать. Ему захотелось рисовать, и тут неожиданная идея пришла в его голову. «Я нарисую тебя, Роза, такой, какая ты сейчас — близится день увядания, и я снова перенесу твою совершенную красоту на холст» — подумал он, и решил не откладывать дело в долгий ящик. Он позвал Луизу.
— Пожалуйста, дорогая, срежь мне тёмно-красную розу в глубине сада. Она так хороша, что мне захотелось её нарисовать. Всё равно скоро она завянет… Я хочу успеть запечатлеть её. Это будет прекрасная картина…
Луиза тотчас же отправилась исполнять просьбу мужа. Она быстро разыскала розу, постояла, полюбовавшись её красотой, вздохнула и взялась за толстый стебель, чтобы срезать цветок. Вдруг она вскрикнула от боли: палец наткнулся на острый шип, и выступила кровь. Повинуясь порыву, она поднесла палец к губам, чтобы остановить кровотечение. Но ранка была совсем крошечной, и Луиза тут же забыла о ней. Она принесла розу мужу и занялась домашними делами.
Филипп приготовил для Розы кусок шёлковой ткани глубокого шоколадного цвета — ему казалось, что так её красота будет смотреться ещё лучше. Он положил цветок на ткань и встал за мольберт. Быстрыми взмахами он наносил мазки, боясь, что роза завянет у него на глазах, но та благоухала так, что у Филиппа закружилась голова.
Он работал, как одержимый, и закончил глубоко за полночь, надеясь завершить картину завтра, нанеся последние штрихи. Натюрморт отнял у него много сил, и он почувствовал себя опустошённым. Непривычная тишина поразила его, когда он покинул мастерскую. Луизы нигде не было. Он позвал её, но звук гулко отразился от стен, оставив глас без ответа. Его охватили мрачные предчувствия. Он почти бегом побежал в спальню Луизы.
Она лежала на кровати, очевидно, без сознания. Он подошёл к ней. Луиза металась, словно в горячке. Волосы её растрепались, на лбу выступила испарина, глаза были закрыты, она что-то бормотала, но он не мог разобрать, что. Филипп взял её за руку — рука была горячей, влажной и безвольной. Сердце Филиппа бешено застучало, и он побежал вызывать врача.
К приходу доктора Луиза так и не пришла в сознание. На глазах ей становилось всё хуже, она не реагировала на свет, и никого не замечала. Врач в недоумении развёл руками — похоже, что она отравилась каким-то сильнодействующим ядом, но тогда её нужно немедленно везти в больницу. Филипп побежал заводить машину, но когда он вернулся, всё было кончено… Доктор похлопал его по плечу, вздохнул, выразил соболезнования, и сказал, что пришлёт машину утром — для установления причины смерти требовалось вскрытие. Филипп закрыл лицо руками и зарыдал: рушились все его мечты о семейном счастье. Он сел возле Луизы и взял её за руку. Рука была ещё тёплой, и на миг ему показалось, что всё это дурной сон, и его жена жива. Он начал перебирать её пальцы, массируя подушечки. Перевернул руку и поднёс к лицу, желая поцеловать, рассчитывая, что она, как спящая красавица, проснётся от поцелуя прекрасного принца. Бездумно смотрел он на мягкую руку, пока красное пятнышко на безымянном пальце не бросилось ему в глаза. Он взял лупу и рассмотрел его поближе. Догадка ошеломила. У него не было никаких доказательств, но он не сомневался в том, что узнал правду. Филипп вскочил с места и бросился в мастерскую.
Роза невинно лежала на шёлке, источая сладковатый аромат. Но сейчас этот аромат показался Филиппу запахом смерти. Вне себя от ярости, он схватил нож и изрубил цветок на части. Устав, он сел на табурет и уронил голову на грудь.
— Какая же ты жестокая, Роза! Я не знал, что ты так ненавидишь меня… Господи! Я спас тебя от самого ужасного… ты бы сама себя ненавидела за свои морщины, за свою старость… а ты… так отомстить мне! Ты просто неблагодарная тварь!
Он выскочил на улицу и побежал в угол сада, где росла роза. В сарае за домом он нашёл грубые садовые перчатки и надел их.
Безобразным обрубком роза торчала из травы. Свежий срез не успел как следует затянуться. Филипп схватил обрубок рукой в перчатке и потянул на себя. Но тот крепко сидел в земле.
— Мерзкая тварь! Я уничтожу тебя до самого основания! Тебе мало было вечной жизни и вечной красоты, так ты решила уничтожить ту, которая тебе и в подмётки не годилась! У которой только и радости было, что я и забота обо мне! Жалкое ничтожество! — Он бормотал проклятия, и не заметил, как неизвестно откуда взявшаяся красно-чёрная змея, выползла из-за куста и обвила его обнажённую руку. Почувствовав прикосновение, он вздрогнул от неожиданности, и гадюка, находившаяся почти на уровне плеча, вытянулась, и молниеносным броском нанесла смертельный удар в шею… Филипп упал замертво, вырвав, падая, с корнем остатки розы …