– Фу, отлегло!.. Молодец, командир, отличное решение, – пошутил Роман. – Не для всех, согласен. Нам бы такая штука в голову не пришла.
– Для смелых и азартных, – проговорил Кабанов. – А что, мужики, в жизни надо все испытать. Ну ты и отделал их, Антон!.. Смотри, какие свежие овощи.
К ним нерешительно приблизился майор Дубинин. Он уже приосанился, его физиономия обрела природный цвет.
Спецназовцы озадаченно таращились на боевиков, избитых до полусмерти. Лупить их дальше было нерационально. И так уже придется перемещать этих гадов только в лежачем виде.
Кто-то из поселкового чиновничьего руководства уже приплясывал с телефоном у уха, требовал подать машины «Скорой помощи» в указанный квадрат.
– Офицер ранен, – пошутил Воронец и покосился на командира, который безуспешно пытался улыбнуться. – А ты реально злой сегодня, Антон. Рука горячая, все такое.
– Это как? – не понял Кабанов.
– Ну, злой, – попытался объяснить Роман. – Что тут непонятного? Как добрый, только наоборот. Наградят теперь нашего командира. Подвиг, как-никак, совершил, с голыми руками пошел на трех вооруженных бандитов.
– Это не подвиг, а хрень какая-то, – пробормотал Антон, потирая кулак, разбитый до костей.
Неожиданно сработал сотовый телефон. Антон вздрогнул, машинально извлек его из кармана.
– Ну и что у вас, капитан? – нетерпеливо спросил командир ростовского отряда полковник Калашников. – Почему не выходишь на связь?
– Виноват, товарищ полковник. – Одеревеневшие мышцы не давали Антону возможности изобразить улыбку. – Мы тут немного заняты были. Докладываю, товарищ полковник. Банда из трех человек нейтрализована, дополнительных потерь среди гражданских и военных нет, заложники освобождены.
– Нейтрализована? – уточнил Калашников. – Но не уничтожена?
– К сожалению, нет, товарищ полковник. – Антон невольно покосился на «овощную грядку». – Противник жив, но весьма неважно себя чувствует. Если вы, конечно, настаиваете на том, что банда должна быть непременно уничтожена, скажем, при попытке к бегству, то это можно устроить. Хотя лично у меня складывается мнение, что в ближайшие сорок лет ни о каких попытках…
– Отставить, Антон! – прервал его полковник. – Проведите там зачистку и можете выдвигаться в Ростов. Задержанным оказать медицинскую помощь и отправить всех за решетку. Пусть полиция разбирается. Вы уверены в том, что в банде не было других членов, только эти трое?
– У меня пока нет точной информации, товарищ полковник, – пошутил Антон. – Но я уточню в офисе.
Этот же день, 23 августа, в Калачане, районном центре Винницкой области, тоже выдался неспокойным. Городок был небольшой, 44 тысячи населения, уютный, опрятный, состоял преимущественно из малоэтажных строений. Только ближе к центру дома подрастали, высились девятиэтажные свечки, да по окраинам было разбросано несколько многоэтажных микрорайонов.
Райцентр утопал в зелени. Промышленных предприятий в нем было немного, в основном они располагались на окраинах. В городе имелось все, что было необходимо людям для нормальной жизни: парки, скверы, относительно пунктуальный городской транспорт, включая единственный троллейбусный маршрут, несколько поликлиник, приличная районная больница и даже современный торговый центр, вокруг которого в выходные концентрировалась городская «культурная» жизнь.
Разумеется, работал тут и военкомат, стыдливо спрятавшийся за зданием городской администрации. Впрочем, данное учреждение едва ли относилось к тем, без которых немыслима эта самая нормальная жизнь.
А сегодня и подавно. Вокруг военкомата уже несколько дней разгорались страсти. Трое суток назад власти объявили очередную мобилизацию в ряды вооруженных сил, и город накрыла смута.
У сотрудников этого учреждения имелась четкая разнарядка – вынь да положь! Ладно, если дело бы шло к победному концу, но на востоке страны продолжали твориться ужасы. Бравые полководцы вновь умело послали свою армию в окружение, на этот раз под Иловайск.
Солдаты фактически гибли тысячами, а в официальных сводках число жертв сокращалось до нескольких десятков. Целые подразделения попадали в плен, и о них часто не было никакой информации.
Каждый день в войну вбухивались огромные средства, а отдачи от них не было никакой. Деньги разворовывались, вооружение в войска не поступало.
Пушечное мясо шло на восток эшелонами и автомобильными колоннами. У штабников не было ни времени, ни желания обучать личный состав. Люди гибли, пропадали без вести, переходили на сторону врага, возвращались домой калеками.
22 августа мобилизованных согнали на площадь. Когда их грузили в автобусы, начался бабий бунт. Разъяренным женщинам удалось отнять и спрятать пару новобранцев. Прокуратура мгновенно завела против этих ребят уголовные дела.
Остальных увезли, но в стычке пострадали несколько милиционеров, парочка городских чиновников и лично военком майор Хусточка. Разъяренная мать семейства прокусила ему руку, которой он чересчур усердно жестикулировал.
На следующий день на площади Достоинства в центре города снова начали собираться люди. Прошел слушок, что мобилизованных солдат пока не увезли, держат до дальнейшего распоряжения на одной из пригородных ферм. Это снова всколыхнуло людей.
В два часа дня у здания администрации было многолюдно. Активисты с плакатами толпились у пустого постамента, с которого весной под улюлюканье толпы был сдернут многострадальный Ильич. Общественность спорила, кому теперь поставить памятник – национальному герою Степану Бандере или беглым крепостным, братьям Илье и Тимофею, которые и основали в 1860 году поселение Калачан.
Акция не была сумбурной. У нее имелись организаторы и вдохновители из числа местных активистов. Все они беспрекословно слушались седовласого мужчину с нахмуренным лицом. Звали его Виктор Юрьевич. Он явно пользовался уважением горожан.
Люди с плакатами стояли вокруг постамента. Их было человек пятнадцать. Здесь же толпились любопытные и сочувствующие. Подходили другие жители Калачана и вовлекались в беседу, которая подчас протекала весьма бурно. После чего кто-то оставался, кто-то уходил, безнадежно маша рукой.
Здесь были мужчины и женщины, молодые и не очень, одетые добротно и по-простому, даже родители с детьми. Пестрели надписи на плакатах: «Хусточку геть!», «Нет войне!», «Нет мобилизации!», «Не забирайте папу!», «На мясо сына не отдам, не для того рожала!».
Сначала люди стояли молча. Но толпа росла, начинала роптать. Горожане подходили все ближе к зданию администрации.
Напрягся жидкий милицейский кордон. На лицах молодых парней в синих рубашках с короткими рукавами отражалось беспокойство.
В окне второго этажа за шторой возник мужчина солидной комплекции – глава администрации Горбун Василий Петрович. Он с беспокойством глянул вниз и задернул штору.