Оно действительно блестело и переливалось в лучах восходящего солнца. На его фоне пламя, вырвавшееся из окон особняка, смотрелось весьма живописно.
Металась прислуга. Кто-то хватался за огнетушитель, кто-то – за ведра с водой. Растерянно взирала на происходящее охрана, проворонившая момент поджога.
Василию Егоровичу, разумеется, оперативно сообщили о случившемся. Но он был занят другими важнейшими делами, рычал на врачей «Скорой помощи», наконец-то прибывшей, поэтому не смог быстро приехать.
Пожарные расчеты в этот час тоже оказались заняты, хотя и пообещали прибыть при первой же возможности. Огонь разгорался, пламя жадно облизывало горючие панели, которые никто не догадался обработать противопожарными реагентами.
С дороги, петляющей по холму, свернула патрульная милицейская машина, остановилась в отдалении. Из нее вышли трое блюстителей порядка и озадаченно уставились на горящий особняк. Милиционеры закурили, один из них неуверенно потянулся к рации, висящей на поясе.
Что произошло далее, они так и не поняли. Зашуршали кусты за спиной. Парни оглянуться не успели, как крепкие руки обвили им шеи, и неодолимая сила потащила в кусты. Сомкнулись ветки. За шапками зелени началась какая-то совсем недолгая возня.
– Сидеть, старик! – рявкнул молодчик, усеянный оспинами, и толкнул пожилого мужчину на колченогий стул.
Юрий Степанович оступился, чуть не упал, но вовремя схватился за край стола. Он старался не выдавать своих эмоций, закусил губу, сел на краешек стула, покосился на Марию Александровну.
Негодяи заставили встать с кровати женщину, страдающую артритом, доволокли до дивана и бросили. Разве можно так с больным человеком? Вчера ей стало легче. После укола она кое-как передвигалась по дому, даже что-то приготовила из еды. А теперь что с ней будет?
Женщина плакала, с мольбой смотрела на мужа, но что он мог поделать? Только скрипеть зубами, набираться терпения, надеяться, что не убьют.
Еще рано утром Юрий Степанович почувствовал, что за домом на Прудной улице осуществляется наблюдение. Сын пропал, он не мог до него дозвониться, нервы были на пределе.
Старик успокаивал жену, уверял, что такие крепкие люди, как их сын, не пропадают бесследно. Внешне он был спокоен, но душа металась, не находя себе пристанища.
Да, за домом определенно следили. А в это время в городе что-то происходило. На улице люди кричали про какие-то пожары, доносилась отдаленная стрельба.
После рассвета в дом ворвались четверо молодых людей не самого приятного облика. Двое были вооружены пистолетами, двое – помповыми ружьями.
– Привет, старик! – проорал мордатый детина. – Слава Украине!
– Героям слава, – проворчал Юрий Степанович, не вступая в пререкания.
– Неужели? – изумился детина и соорудил свирепую морду. – Где твой сын, скотина?
– Один на кладбище, – ответил Юрий Степанович и вздохнул. – Вашими молитвами. Другой – не знаю. С прошлого утра его не видел.
– Врешь! – взревел здоровяк и отвесил старику пощечину.
Хорошо, что за спиной был стул. На него Юрий Степанович и опустился.
Боевики Кондратюка метались по дому, переворачивали мебель, обшаривали все углы. Старику перепало несколько раз, но сильно увечить его нацисты не стали, занимались моральным уничтожением. Они оскорбляли Марию Александровну, кричали, что негоже ей валяться в неглиже перед спасителями Отечества! Мол, подымайся, старая ведьма!
Юрий Степанович потихоньку начинал понимать суть дела. Видимо, основательно досадил этим негодяям их сын, раз они пошли на такой шаг. Ловля на живца называется.
Каких бы дел ни натворил капитан Горденко, а бросить родителей в беде он не может. Обязательно приедет домой, возможно, попытается увезти стариков в безопасное место. Тут-то Антон и попадется!
Юрий Степанович скрипел зубами, с ненавистью смотрел на нацистов, но что он мог сделать?
Этот ужас продолжался вот уже три часа. Поганцы изнывали от скуки, временами колотили посуду, разбили любимый сервиз Марии Александровны. Потом они достали карты и начали играть в дурака.
Тут-то к дому и подъехал автомобиль. Старик невольно подскочил. Господи, только не это! Сынок, нельзя сюда!
– Сидеть! – рявкнул гад, усеянный оспинами, толкнул старика на колченогий стул, подлетел к окну, выглянул за занавеску.
– Что там, Остап? – спросил обладатель белесого шрама под глазом, подтаскивая к себе заряженное ружье.
– Менты за каким-то хреном приехали, – ответил тот и пожал плечами. – Блин, а этим-то что тут надо? Сказано ведь нормальным языком – не лезьте, лягаши, не в свое дело!
– Гони их, Остап, к такой-то матери! За окном действительно остановилась патрульная машина. Сирена помалкивала, но проблесковый маячок работал. Трое парней в форме выбрались из автомобиля и вошли на участок.
Спустя полминуты они уже вваливались в сени, громко гогоча. Милиционеры по-свойски влезли в горницу и удивились обилию присутствующих.
Сжалась на диване Мария Александровна. У женщины было не очень хорошо со зрением. Застучало сердце у Егора Степановича. Остальные хмуро взирали на вошедших.
– Опаньки! – удивился старший наряда, носящий нелепые круглые очки. – И что мы тут видим? Мы не поняли. Горденко Юрий Степанович и Горденко Мария Александровна, вы должны пройти с нами! Это приказ капитана Игнатенко, временно исполняющего обязанности начальника милиции!
– Да пошли вы, ментяры позорные! – возмутился Остап. – У меня приказ Тараса Кондратюка. Эти двое должны находиться здесь, с нами! А ну, валите шустро отсюда, не хрен портить нам всю малину! Неясно сказано?
– Вот черт. – Очкарик смутился. – Почему нас никто об этом не предупредил?
– Вот-вот, выметайтесь! – рявкнул обладатель шрама.
– Ладно, хлопцы, пошли отсюда, – проговорил очкарик. – Снова наше начальство с господами общественниками не договорилось.
Милиционеры сделали вид, что уходят. Боевики расслабились. А зря!
Антон перевернул стол и бросился вперед, отвешивая сокрушительные удары. Подскочили товарищи, принялись работать кулаками.
Один из боевиков не успел даже подняться, повалился навзничь вместе со стулом, обретя перелом челюсти с шикарным смещением. Другой врезался затылком в стену, проделал в ней хорошую вмятину и надолго отошел от всего сущего. Человек со шрамом плевался кровью, пока не подавился своими же зубами, рухнул, закатил глаза и превратился в распухшую сливу.
Перепуганный Остап с воплем помчался к окну, намереваясь запрыгнуть на подоконник и проломить своей тушей стекло. Но чья-то нога, выставленная очень даже вовремя, укоротила его полет. Боевик споткнулся и со всего разгона треснулся лбом об острый угол подоконника.
– Сынок! – Юрий Степанович бросился к очкарику.