— Но как ты собираешься отвлечь его?
— А ты никогда не слышал, что человека можно отвлечь разговором?
— Его интересуют только две вещи, и он не станет с тобой беседовать.
— Сражения и… женщины? — сказала она и усмехнулась, вспомнив их предыдущий спор на эту тему. — И за все эти столетия ты прибавил к этим двум увлечениям еще и третье — еду?
Он сердито взглянул на нее и проворчал:
— Нет, у меня теперь есть еще одно любимое занятие — укрощать свою женщину.
Это был вызов. Розалии знала это и все равно не смогла сдержаться. Она вскочила со стула и, подобно ему, перегнувшись через стол, свирепо сверкнула на него глазами.
— Ты переходишь всякие границы! Не смей употреблять это слово в таком значении. Когда же до тебя наконец дойдет, что в наши дни женщины и мужчины имеют равное положение в обществе?
— Если ты считаешь, что между мужчинами и женщинами нет различий, попробуй-ка это доказать, — возразил он.
— Я не говорю о силе и росте — я думаю, ты прекрасно это понимаешь.
— Нет, ты хочешь сказать, что за женщиной всегда последнее слово. Где же тут равенство?
Розалин замолчала. Неужели она, сама того не замечая, вновь сбилась на менторский тон и забыла, что он почти ничего не знает о ее времени? Ему же совершенно незнакомо понятие интеллигентности. В определенном смысле у него были типично варварские замашки, когда дело касалось женщин, и это было совершенно нормально: в последний раз он побывал в XVIII столетии, а тогда еще и слыхом не слыхивали о равенстве полов.
Мысленно она простила ему невежественные заявления — это было, как она полагала, актом великодушия с ее стороны, ведь ей пришлось ущемить свою гордость. Но в тот момент она не думала об этом — она все еще кипела от гнева и была бы рада нежданному посетителю, если бы это не был… сам Бэрри Хортон.
— Что ты здесь делаешь, Роузи? Разве я не велел тебе оставаться сегодня дома?
Хотя для Розалин ее замужество в этом перевернутом мире уже не было неожиданностью, ей все еще не верилось, что она стала женой человека, которого так презирала. Новый Бэрри был такой же и в то же время не совсем такой, как прежде: у него были те же серые глаза, но от былой стрижки не осталось и следа — висели непричесанные космы светлых волос. Одет он был небрежно, что совсем не походило на его обычно подтянутый и опрятный стиль. Похоже, этот Бэрри, в отличие от прежнего, даже не пытался придать себе респектабельный вид.
Что же ей ответить на его вопрос? Хорошенькая ситуация. Он даже не удосужился заметить, что она занята!
Что ж, старина Бэрри был в своем репертуаре — его грубость уже начинала ее раздражать.
— Неужели? — холодно промолвила она. — Я что-то не припоминаю. — И, не удержавшись, добавила:
— Но даже если бы ты мне об этом сказал, Бэрри, я бы все равно…
— Тебе преподать еще один урок послушания? — рявкнул он, направляясь к ней.
Выражение его лица, не говоря о тоне, было довольно угрожающим. То, как он с ней разговаривал, навело Розалин на мысль, что ей, вероятно, уже привелось испытать на себе его «уроки». Вот это новость — Бэрри Хортон бьет свою жену? Ему, видно, наплевать, что его могут услышать, ибо в противном случае он постеснялся бы говорить такое при постороннем.
Однако Бэрри ни разу не взглянул в сторону Торна — как будто его не было в комнате. Их средневековые костюмы также не привлекли его внимания, хотя ее желтое платье и кожаные штаны и меч Торна могли бы вызвать с его стороны какое-нибудь насмешливое замечание.
Значит, он ведет себя так, словно Торна тут нет?
Розалин быстро глянула в сторону викинга. Она и раньше задавалась вопросом, мог ли кто-нибудь, кроме нее, его видеть. Миссис Хьюмс накрыла им ужин на двоих в тот вечер в Кейвено-коттедже, но Розалин не помнила, чтобы женщина смотрела в сторону Торна или говорила с ним. Ей сказали, что к ужину будет гость, она сервировала стол на двоих, и не в ее правилах было указывать хозяйке, что стул напротив нее пуст. Американка, конечно, сразу бы выпалила: «Да разве вы не замечаете, что, кроме вас, за столом никого нет?» Но такая выходка была отнюдь не в характере миссис Хьюмс, степенной и невозмутимой английской дамы. Может-, потом она и обсуждала с мужем причуды своей хозяйки, но в лицо ей этого не говорила.
Только находясь в прошлом, Розалин видела, как окружающие разговаривали с Торном.
Но, может, дело в том, что у Торна такой устрашающий вид — могучее сложение, да еще меч на поясе? Любой современный человек, если он в здравом рассудке, не стал бы привлекать его внимание, а это можно было сделать, только полностью игнорируя его присутствие.
Розалин хотела спросить Бэрри, заметил ли он Торна, но когда повернулась к нему, то увидела, что он замахнулся на нее кулаком. У нее дух захватило от неожиданности. Было очевидно, что она не успеет уклониться от удара — она могла только съежиться и зажмурить глаза.
Но ничего не произошло. Наверное, он раздумал или решил, что продолжит их беседу дома, без свидетелей. Или раньше ему удавалось подействовать на нее только угрозами, не прибегая к насилию? Может, он посчитал, что она уже смирилась со своей судьбой? Ну уж нет, этого он не дождется! Розалин почувствовала, как все внутри ее закипает при мысли, что он посмел так обращаться с ней.
Она открыла глаза и с удивлением увидела, что все ее предположения были ошибочны. Бэрри не отказался от своих намерений — его заставили это сделать: Торн крепко сжимал его запястье, и, хотя Бэрри попробовал вырваться, попытка его не увенчалась успехом. Торн, напротив, был совершенно спокоен. Как только Бэрри это заметил — а он, несомненно, видел Торна, — он сразу же приободрился.
Бросив в ее сторону взгляд, полный бессильной злобы, он приказал:
— Скажи этому кретину, чтобы он убрался отсюда, или ты горько пожалеешь, Роузи…
— На твоем месте, Бэрри, я бы не стала потрясать воздух угрозами, — холодно оборвала его Розалин, скрестив руки на груди и едва удерживаясь от торжествующей усмешки. — Моему другу это может не понравиться.
— Да мне наплевать, что… — взорвался он, но Розалин с нескрываемым удовольствием оборвала его и на этот раз:
— Кстати, на твоем месте я бы взяла назад свои слова насчет кретина. Могу с уверенностью сказать, что викинги очень обижаются, когда их считают полнейшими недоумками, и, хотя я уверена, что ты не имел этого в виду, а только намекал на его огромный рост (что, признаться, тоже может быть расценено как оскорбление), боюсь, что он поймет тебя не правильно, При этих словах Бэрри побледнел как полотно, хотя отступать было не в его характере — тем более что Торн покамест не причинил ему никакого вреда и, похоже, не собирался. Это обстоятельство несколько встревожило Розалин: Торн мог бы быть и посуровее с этим негодяем или хотя бы напустить на себя сердитый вид — ведь Бэрри хотел ее ударить. Но лицо викинга оставалось спокойным и непроницаемым.