— Гай сказал мне, что в наше отсутствие де Морвиль приходил к нему каждый день и справлялся о тебе. Это говорит само за себя, Розалин, да и Гай это заметил. Нужно было показать этому высокомерному гордецу, что принадлежать ему ты никогда не будешь.
Розалин должна была согласиться, что в этом отношении Торн был, пожалуй, прав. Ей вовсе не хотелось, чтобы сэр Ренар продолжал разыскивать ее, после того как она вернется в свое время. Может, скоро ему суждено умереть, но смерть эта ни в коем случае не должна наступить от Проклятья Бладдринкера.
Торн был прав, но то, как он себя повел в данном случае, смутив ее и сэра Ренара, отнюдь не привело ее в восторг. И не только это.
— Ладно, забудем на время сэра Ренара, — раздраженно промолвила она. — Отвечай, почему ты солгал герцогу Вильгельму и всем гостям, будто бы ты пропадал все это время потому, что я сбежала, а ты разыскивал меня по всей округе? Можно подумать, ты охотник, а я дичь…
— Которую охотник наконец поймал.
— Ну вот, еще хуже!
Он ухмылялся своей нагловатой усмешечкой. Ему чертовски повезло, что у нее не оказалось ничего под рукой — иначе она бы непременно чем-нибудь в него запустила. Розалин вспомнила, как смеялся герцог, как приуныл сэр Ренар, услышав эту историю, и как она сидела, вся красная, не зная, куда деваться от стыда.
— Лорд Вильгельм хотел знать причину моего отсутствия, — напомнил ей Торн, все еще ухмыляясь. — И я решил, что лучшей истории и придумать нельзя, тем более что герцог помнил, как мой двойник спрашивал у него про тебя. И я тебя действительно поймал, Розалин.
— Конечно, но ты сказал так совсем по другой причине — просто ты хотел еще раз доказать сэру Ренару, что у него нет никаких шансов завоевать мое расположение, пока ты рядом.
— Нет, он это и так понял. Я сказал это ради тебя.
— Ради меня? — Она задохнулась от удивления. — Но почему, позволь спросить?
— Как ты можешь не замечать того, что всем уже давно известно? Так я признался тебе в любви.
Розалин почувствовала, что весь гнев ее пропал. Ей хотелось плакать, но вместо этого она обхватила Торна руками за шею и крепко поцеловала. Она не могла сказать ему то же, что он только что сказал ей, не имела права говорить ему, как бы ей ни хотелось произнести заветные слова: после ей было бы слишком тяжело объяснять ему, почему они не могут быть вместе. Пусть лучше он думает, что ее сердце заперто от него на ключ.
А сейчас… сейчас она могла только поцелуем выразить ему всю свою любовь. Ему не нужно было больших доказательств — в одно мгновение они оба очутились на полу, и она почувствовала его руки на своем теле…
Раньше он никогда не был с ней таким страстным, и сама она не отзывалась так пылко на ласки. Ею владело одно желание — слиться с ним в единое целое. И то же чувство владело им.
Ему так не терпелось избавить ее и себя от сковывающих их одежд, что он, вероятно, порвал их в спешке. Но она этого не заметила — она целовала, ласкала каждую частичку его тела. Ее ласки заставляли его стонать, а от его прикосновений трепет пробегал по ее телу. И когда он вошел в нее…
Это закончилось так же стремительно, как и началось. Спустившись с небес на землю, Розалин долго не могла прийти в себя — ей казалось, что над ней только что пронесся ураган. Она чуть не рассмеялась вслух: ее всегда удивляло, как Торн мог так крепко держать себя в узде, и сейчас ей было приятно сознавать, что ему это удается не всегда.
— Значит ли это, что я прощен?
Розалин открыла глаза и увидела склоненное к ней лицо Торна, которое прямо-таки светилось мужским самодовольством.
— Не совсем, — произнесла она. — Я еще не забыла о твоей своеобразной манере признаваться в… ну, словом, я про то, что ты только что сказал. Просто я не могу долго без тебя.
Он рассмеялся:
— Тогда мне следует почаще отвлекать тебя от грустных мыслей.
— Попробуй, — усмехнулась она. — Посмотрим, как это у тебя получится.
Торн не заставил себя долго упрашивать, и Розалин еще долго не могла думать ни о чем, кроме наслаждения.
— Я заметил, что тебе нравится это время. Неожиданное заявление Торна сразу привлекло внимание Розалин. Они только что наскоро перекусили, она чувствовала себя вполне довольной жизнью и даже надеялась, что ей удастся немного вздремнуть до того, как будет отдан приказ снова готовиться к отплытию.
— Я бы сказала, оно меня очаровывает, — промолвила она, потом добавила в шутку:
— Только здесь начинаешь понимать, что водопровод был величайшим из всех изобретений.
Торн улыбнулся, хотя вряд уловил смысл ее намека — Розалин не успела еще как следует объяснить ему, что такое водопровод и, в частности, что душ и прочие удобства были бы без него невозможны. Но в данный момент его мимолетно брошенная фраза возбудила ее любопытство, и она решила отложить лекцию на потом.
— Почему ты сказал об этом? — спросила она, чуя подвох.
— Потому что нам не обязательно возвращаться в твое время. Мы можем остаться здесь… если ты хочешь.
Едва он это произнес, как ее сердце подпрыгнуло и радостно забилось в груди: они и правда могли бы остаться в средневековье. И как она раньше об этом не подумала? Ведь это же возможно!
Если они останутся, она сможет продолжить здесь свои исследования, получая информацию, что называется, из первых рук. Они смогли бы даже совершить путешествие, скажем, в XVIII век, где она смогла бы опубликовать свою книгу. Поскольку вплоть до XIX века женщины не отваживались публиковать свои сочинения, то ее книга выйдет под псевдонимом. Было и еще одно преимущество: ей не придется собирать кучу справок и возиться с проверкой исторических источников — в то время напечатать такой исследовательский труд было значительно проще.
Да, все это было бы возможно. Но больше всего ее обрадовало то, что она смогла бы остаться вместе с Торном.
Здесь, в этом древнем мире, в привычных ему условиях жизни, он будет по-настоящему счастлив. А где он будет счастлив, там будет счастлива и она. И что она потеряет, если останется? Она по-прежнему сможет навещать время от времени своих друзей и всех, кто ей дорог в ее времени, благодаря мечу. Ее карьера… да, это будет сложнее уладить. Она трудилась не покладая рук, чтобы достигнуть того положения, которое сейчас занимала. И теперь ей придется расстаться с преподаванием. Но, взвешивая эту потерю с возможностью остаться с Торном, она понимала, что готова пожертвовать ради него своими честолюбивыми устремлениями.
— Мы смогли бы построить здесь богатый замок, — продолжал Торн, видя, что она не отвечает. — Когда Вильгельм завоюет Англию, он не оставит милостью своих сторонников и каждого из них наделит землями.
— Да, я знаю, Вильгельм был очень щедр со своими сподвижниками, — кивнула она и тут же рассмеялась, не в силах сдерживать свою радость. — Я об этом даже не думала и…