– Это из-за лихорадки в восьмом, – сказал Ким. – Некоторые считают, что это Мак виноват.
Старик постоял, жуя губами, потом развернулся и душераздирающе медленно пошаркал вглубь квартиры. Ким с Ериком расценили это как приглашение.
Внутри давно не прибирались, зато повсюду лежали, стояли или висели разные занятные вещицы. Некоторые Ким видел только в энциклопедиях: настенные часы со стрелками, допотопный термометр с колбой и столбиком делений, целые полки редкостных коллекционных штуковин (в одной Ким угадал прапрадедушку пластфона).
– Сколько их уже было-то, эпидемий, – проскрипел старик, опускаясь в кресло. – И сектора запирали, и хуже… Не трогай мясорубку, она рабочая.
Ерик отдёрнул руку, но исследовать содержимое полок не прекратил.
– Но такой, как сейчас, не было? – спросил Ким.
– Всякое было, – повторил старик. – Да я не всякое помню. Давно… Секретность ещё эта…
– Если давно, то сейчас-то вы уже можете сказать! – убеждённо произнёс Ким.
– Не могу, – по-старчески раздражённо каркнул папаша Мака: Ким вдруг сообразил, что не спросил его имени, а сейчас уже было как-то неудобно. – Говорю ж: приняли меры. Секретность-то я помню, а вот что засекретили…
– Что-то забыл, а что – забыл, – пояснил Ерик, деловито суя пальцы в чашу с винтовыми ножами на дне. – У меня так тоже бывает.
Ким напряжённо думал. Этот биотехник, похоже, ещё мамонтов видал… Но не такой уж он безнадёжный, как расписал Мак, вполне себе в здравом уме старикан. Что ещё за меры? Секретность…
У него самого был секрет, он разболтал его Сенне… И потом ничего не помнил! Точно: старику тоже что-то вкололи!
Н-да, не много же тогда проку его расспрашивать. Особенно если не знаешь, о чём.
– Сейчас-то получше, – сообщил старик. – Мне уже к сотне, в последнее время голова посветлее становится.
Ерик тихонько фыркнул. Ким чего-то не уловил: «голова посветлее» – это к ста-то годам? А… что, если блокировка действует какое-то время, а потом потихоньку ослабевает?
– Пожалуйста, попытайтесь вспомнить… Лихорадка, люди голодные, худеют, – Ким уставился старику в глаза, пробуя нащупать там зёрнышко воспоминания. – Вы видели такое раньше?
– Обмен веществ, да, – глубокомысленно проговорил старик. – Быстро: раз – и сгорают. Но мы до этого не доводили. У меня интуиция, вот и Мак такой…
Ким встрепенулся:
– Не доводили? Как?
– Экхмм… Действие проходило? – Казалось, старый биотехник консультируется с автономной частью своего мозга, а та упрямо не отвечает на запросы. – А потом… Да. Порядок. Хотя они ещё там…
– Кто они? – затаил дыхание Ким. – Больные? Было прямо-таки физически ощутимо, как старик скребётся в запертую дверцу в собственной голове. «Элевтерона бы нам», – подумал Ким. Макаров-старший закрыл глаза, задышал ровнее… Ещё ровнее…
– А он, по ходу, задрых, – заметил Ерик. – Вот и по говорили.
По какому-то наитию Ким взял старика за запястье, где медленно бился пульс, наклонился поближе и отчётливо проговорил:
– Эпидемия? Ноль реакции.
– Метаболизм? Ничего.
– Болезнь?
– Голод… Жар… – вдруг проговорил старик, не раскрывая глаз.
Ким чуть не подпрыгнул: ключ подошёл!
– Удобрения? Глухо.
– Питательные вещества? Соя? Глухо.
– Почему они болеют? – спросил Ким в порыве вдохновения.
– Проверка… – Неожиданный ответ был едва слышен.
– Чего?
– Лекарства…
– Но они выздоровели?
– Да…
– С ними можно поговорить? Как их найти? Старик беспокойно дёрнул головой. Ким догадался, что ключ должен быть проще.
– Где это?
Ким затаил дыхание. Губы старика дрогнули, но с них сорвалось только бессвязное бормотание. Голова биотехника упала на грудь, и через несколько секунд раздалось похрапывание.
– Информатор – первый класс, – сказал Ерик. Ким осторожно выпустил узловатую руку:
– Что ты услышал, последнее?
– «Пять минус три». Ахинея.
– И я то же самое, – Ким положил ладонь на затылок. – Но остальное-то всё логично!
– Да ну? – Ерик выгнул бровь.
– Ну да! Он же ясно сказал. Есть лекарство, они его проверяли… Больных вылечили, и они где-то ещё живы. Непонятно только, зачем биотехникам память заблокировали.
– Да у него не память, а бардак! – пренебрежительно заявил Ерик. – Пять минус три? Ну два. Ну и что за фигня?
В поисках ответа Ким рассеянно обвёл глазами захламлённую комнату. Его взгляд упал на здоровенный термометр с красным столбиком. Неужели?..
– Минусовые! Пятый сектор, минус третий этаж! Лицо Ерика не осветилось пониманием, и Ким по спешно развил мысль:
– Та часть Города, которая под землёй! Алекс говорила: ходят слухи, что там мутантов выращивают!
– Так эти больные, по-твоему, что – мутанты? – Ерик недоумённо сдвинул брови. – Или что?
– Я пока не очень…
В этот момент папаша Мака, который всё ниже сползал в своём кресле, резко всхрапнул и подобрался. Водянистые глаза открылись, и при виде ребят в них тотчас вспыхнуло раздражение:
– Шиш я вам дамся, пока сам ваш Него… А, вы ж не из этих, – старик утихомирился не без сожаления. – Ну так передайте Маку, что я в порядке. Я и первому это говорил, но и вы уж повторите тогда, раз Мак шибко беспокоится.
Настораживающий смысл последних слов дошёл до Кима только у двери:
– К вам что, кто-то от Мака уже приходил?
– Так вчера ж, – биотехник уже с минуту пытался покинуть кресло, и наконец его усилия увенчались успехом. – Тоже из ваших парень. Чистенький только такой, будто и не механик, ей-богу. Молодёжь сейчас гнилая пошла: руками не работают, испачкаться боятся. В моё вот время…
Ким примерно представлял, что они услышат дальше, и поспешил выскользнуть за дверь следом за Ериком.
– Не было у него никого из наших, – тихо сказал он, пока они шли к станции. – Мак и мне-то не смог бы намекнуть к нему наведаться, если бы не Эдо.
– Значит, намёк не ты один уловил, – отозвался Ерик. – Они же там не дураки. Только, думается мне, от старикана этот парень ничего не добился.
– Почему?
– Да кому придёт в голову человека расспрашивать, если он спит? – пояснил Ерик. – Не дураки же они там.
Они вышли на станцию, и в глаза Киму бросилось огромное, до тошноты знакомое лицо. Только этот Лексус на большом экране был так же не похож на себя, как джедай на кроссовку. Простая белая рубашка измята, длинные волосы в живописном беспорядке, бородатое лицо с печатью решительности… Для нового имиджа Тори не хватало только мужественного шрама где-нибудь через бровь.