– В спектакле, который вы приехали записывать!
– Я не распределяю ролей, – перепугался Федя.
– Но изменения будут?
– Я не знаю. Наверное, нет.
– А запись будет? Все в силе?
– Наверное, да.
– Вы милый! – заявила антрацитовая Никифорова и слегка обняла за плечи белоснежную Алину. – Что наш директор? После вчерашних потрясений?..
– Да ничего хорошего, – погрустнев, сказала Алина. – Мне его так жалко, папу! Все на него!.. И эта дрянь его оскорбила при всех ужасно! Я даже хотела пойти и надавать ей пощечин.
Глаза у артистки Никифоровой сверкнули.
– Алиночка, если на все гадости, что нам говорят, обращать внимание, лучше просто уйти из профессии!
– А кто теперь будет режиссировать? – встрял Федя Величковский.
– Наверное, Игорь Подберезов, наш второй. Но главным он не потянет.
– Не потянет, – согласилась Алина.
– Видимо, кого-то со стороны будут приглашать. В прошлом году ходили слухи, что Остапчука пытались склеить, но это вряд ли, он не поедет из Питера!.. Вы слышали про его «Антигону»?
Федя вынужден был признаться, что ничего не слышал.
– Знаменитый спектакль, революционный! В Интернете столько писали!.. Целый скандал был!
– Остапчук – фигура, – согласилась Алина. – Не то что наши доморощенные…
– Верховенцев, между прочим, не доморощенный, – возразила Никифорова язвительно. – Столько лет в Москве проработал.
– Марина, театр не должны делать старики! Театр должен быть молодым во всех отношениях! А старикам на пенсию нужно! Старикам везде у нас почет!
– Ему было всего шестьдесят три!
– Вот именно!
– Отчего он мог скончаться? – спросил Федя как можно более незаинтересованно. – Да еще так внезапно!
– Ах, отчего! Понятно, от чего, – заговорили обе красавицы разом. – От нервов. Мы все тратим нервы и даже не думаем о последствиях!.. Он так переживал, когда начался скандал!.. Папа тоже переживал!
– Должно быть, это был особенный скандал, если Верховенцев после него умер от… нервов, – осторожно предположил Федя.
– Да ничего особенного! У нас часто бывает!.. Есть вздорные бабы… и мужики, между прочим, тоже!.. В нашем театре каждый второй – мировая звезда! А когда состав утверждают!.. Еще и не такие скандалы бывают!..
– А Валерия Дорожкина? – Федя посмотрел сначала на одну, потом на другую. – Ее чем-то отравили! Кто мог это сделать и зачем?..
Они сразу замолчали, и вдруг Алина сказала с ненавистью:
– Я бы сама ее отравила. Дрянь такая! Про папу гадости говорит! Она про всех гадости говорит!..
– Никто ее не травил, – заявила Никифорова. – Я совершенно уверена. Это все игра. Она хотела сорвать спектакль, и чтоб с ней все носились!
– А тут Верховенцев как раз умер, – подхватила Алина, – на нее и внимания-то почти не обратили!.. Поду-умаешь, мертвая царевна! Открывается дверь, она лежит в гримерке бездыханная!..
– Она хотела, чтоб Рамзес не доиграл и опозорился, только и всего!
– Да он на нее никакого внимания не обращал, а она привыкла, что все мужики к ее ногам падают!
– Зачем она ему нужна?! Ему и с Лялечкой прекрасно! Он ей интимуслуги оказывает, а она ему репертуарчик подбирает соответствующий! У нас на всех мужских ролях один Рамзес!
– Лялечка для него изо всех сил старается! Только все равно он ее бросит, вот увидите!
– Ну конечно, бросит!
– Теперь-то вообще другая жизнь начнется! Новый режиссер придет, у него свои любимчики будут!
– А Рамзес у Верховенцева был любимчиком? – переспросил Федя.
– Да ему Ляля капала на мозги день и ночь, какой Рамзес гениальный! А он слушал! И директор, между прочим, во всем его поддерживал!..
– Папа с Виталием Васильевичем знакомы всю жизнь!
– Алиночка, я ни в чем не обвиняю твоего папу!
– Еще не хватает!..
– Милые дамы, – вмешался Федя, опасаясь, что беседа вот-вот свернет в опасное русло, – я тут у вас ничего не знаю. Может, вы мне покажете дорогу на сцену?
– Все из-за нее, – вдруг сквозь зубы процедила Никофорова. – Алина, я пойду. Я их ненавижу, всех этих мышек-норушек!.. Опять она шныряет!
Федя ничего не понял. В конце коридора двигалось нечто бесформенное и темное, и оно приближалось.
– Добрый день, – тихо произнесло оно, приблизившись.
– Алин, мне надо к Юрию Ивановичу, – замороженным, каким-то специально сделанным голосом сказала артистка Никифорова. Только что она говорила совсем другим. – Ты меня не проводишь? Он, наверное, места себе не находит! Я должна его поддержать.
– Провожу, – ответила Алина тоже каким-то новым голосом. И они стремительно двинулись прочь. За ними по всему коридору вспыхивал и гас шлейф электрических искр.
– Можно мне пройти?..
Тут в темном и бесформенном куле Федя Величковский узнал Кузину Бетси. Она тащила громадный ком черного крепа.
– Здравствуйте, – сказал он радостно, как будто встретил близкого человека. – Как вы поживаете? Должно быть, прекрасно!
В отдалении хлопнула дверь – красавицы исчезли.
– Давайте я вам помогу!
– Спасибо, я сама!..
Но он уже перехватил ком, оказавшийся не таким уж огромным.
– Это на сцену надо отнести, – сказала кузина растерянно. – Зал готовят… к прощанию.
– Ужасные события, ужасные! – сообщил Федя из-за крепа. – Весь театр подавлен и опустошен. – Он подумал, что бы еще сказать такого, и добавил: – Одно дело играть трагедии, и совершенно другое – участвовать в них. Как вас зовут, Кузина Бетси? В прошлый раз вы не представились!
– Василиса.
– Прекрасно, – оценил Федя. – Вы тоже опустошены и раздавлены?
Она посмотрела на него, и он вспомнил, как подумал: совсем глупенькая!..
– Мне очень жалко наш театр, – вдруг сказала Кузина Бетси. – Все было так хорошо, и вдруг!.. Что теперь будет?..
– Вы имеете в виду неожиданную кончину главного режиссера?
– У нас прекрасный театр! Вы же, наверное, знаете, раз приехали из Москвы спектакль записывать! Таких больше нет. И Виталия Васильевича очень жалко, правда. Он в следующем сезоне собирался Мольера ставить.
– Он часто болел?
– Нет, что вы, никогда. Он все время проводил в театре, даже когда простужался, все равно приходил. Он говорил, что режиссеры и артисты, как спортсмены, должны работать каждый день. Иначе утратишь форму, а потом в нее вернуться почти невозможно. Он говорил, что знает полно талантливых артистов, которые от незанятости растеряли весь талант, ну, разучились играть.