Book.

— Конечно?

— А они в универмаге «Хэрродс» червей на рыбалку копали… Скандал такой был, что «Таймс» на первой полосе их тиснула. Ты-то как, что нового в Волшебстве совершил?

— Соросовский грант получил.

— На что?! Ты же следователь Генпрокуратуры!

— Да черт его знает, на что… У меня типус тут был, по мелким аферам с акцизами. Председатель какого-то общества «Соединение России». Ну и фото свое оставил, открыточку предвыборную, а там внизу сокращение, места не хватило: «об-во, Со. Рос». Открытка у меня на столе валялась, валялась… а потом я ее взял и этим… изображением в уголке монитора приклеил.

— Неудобно же.

— А он один черт виснет… За месяц третий раз Windows сношу. И каждое утро говорю — любуйся, Сорос, на мой компьютер, любуйся на ваши дела с другом Биллом! Пока денег не дашь, не отстану.

— И что?

— Неделю назад письмо пришло. Я же все-таки кандидат юридических… Грант на десять штук «зеленых» и письмо.

— От самого Сороса?

— Ну, с подписью, по крайней мере. Пишет: не знаю, мол, чем вам помочь, уважаемый господин Пилатик, но ваши настойчивые обращения в наш Комитет… и так далее.

— А ты что, обращался?

— Да ни в жизнь.

— Вот это здорово! Симорон рулит… черт, а у меня тоже, может, какая открытка на столе лежит… сейчас, сейчас… Merde! Кто подсунул мне эту порнографию?! Эй, крысы растленные?

— Что там у тебя?

— Йоко Оно в гинекологическом кресле. Голая. Тьфу… из свежих коллажей, наверно. Ну, ладно. В общем, поздравляю, Эраст, поздравляю. Стихи-то пишешь?

— Да нет… нету времени.

— Ну, ты смотри, если что. Мое издательство всегда к твоим услугам. Тиснем сборничек. Кто там? Лувр? Да черт с… ладно! Ладно, говорю, ça ira, apportez mon telephon… [11] Ну, Эраст, пока-пока! Позвоню!

— Счастливо, Дима.

(Окончание устойчивой связи: 05:38)

«…Подруга из российского фонда Образовательных программ имени Дж. Г. Флетчера рассказала мне, как долгими зимними вечерами гадают „на жениха“ студентки Сызранского технологического колледжа, который подруга посещала с миссией проверки расходования выделенных средств. В комнате сидят две девушки в теплых ярких халатах с китайского рынка и со SPA-маникюром стоимостью примерно 400 долларов. В обыкновенный пластиковый стаканчик они поочередно наливают русскую водку. Осторожно опускают на дно обручальное кольцо, которое дала им их третья, отсутствующая сегодня подруга. Затем осторожно, чтобы не проглотить кольцо, девушки выпивают водку мелкими глотками. А потом кашляют и долго щурятся. Когда моя подруга Джин спрашивает их, зачем они это делают, ей отвечают, что именно так можно рассмотреть изображение суженого… Джин говорит, что так гадают девушки буквально в каждой второй комнате их студенческого кампуса… Они считают себя невестами и ищут женихов».

Норма Свифт. «Гадание по-русски: как это бывает»

Cronicle, Сан-Франциско, США

Утро у Ивана Ипполитовича Шимерзаева, академика, член-корреспондента РАН, определенно не задалось. Вначале испортился каталитический нейтрализатор у его нежно-зеленой, гладкобокой и леворульной Toyota Carina ED. Хитрый этот прибор предназначен был для того, чтобы какой-нибудь среднестатистический антверпенский бюргер не портил воздух родных просторов, разъезжая по умытым голландским дорогам; но и до сих пор исправно разлагал диоксид углерода на полагающиеся безопасные ингредиенты — а после года в Сибири внезапно сошел с ума и стал переводить все это в обычный сероводород. Самое ужасное, что запах сероводорода необъяснимым образом просачивался в салон, и некогда приятный путь из коттеджного поселка Изумрудный под Бердском до родного института академик проделал в окружении невидимых тухлых яиц. Запах был так силен, что пару раз приходилось останавливать машину на обочине, выходить и жадно вдыхать воздух, который тут, на алтайской трассе, огибающей линзу Обского водохранилища, оставался свежим, мористым. Академик облокачивался на дверцу, дышал, умиленно разглядывая ровную гладь Обского моря и мохнатые бородавки островов: географической «высоты № 1204», называемой в народе «Хреновой» в силу наличия там цветущих плантаций дикого хрена, и острова Кораблик, тоже имевшего устойчивое народное имя — Тайвань. Над бородавками вяло подымливали трубы Бердского радиозавода, но над всем этим голубой чашкой висело небо, проносились чайки, и картина отчасти умиротворяла.

…Шимерзаев был из «старых». Точнее, из новых «старых», ибо те, прежние «старые», ушли из жизни уже два десятка лет назад. Узкое горло Судьбы, через которое проскочили немногие научные люди, Шимерзаев давно преодолел. Часть его коллег уехала в США, Канаду или Израиль, а теперь тосковала в форумах, и сильнее всего — когда удавалось вырваться на симпозиум в благословенные кущи новосибирского Академгородка. Другая часть смирилась со служаночной ролью науки и, допустив в коридоры своих крепостей-институтов и лабораторий коммерческие организации, тихо сдалась. В их коридорах уже торговали недвижимостью да окорочками, а сами академики и директора доживали свой век, будучи руководителями каких-нибудь научно-производственных фирм, где им отводилась почетная роль зицпредседателей: да, не голодаем, и икорка в достатке, но деньги не те, а главное — не деньги… черт!.. главное — все не то: трепета нет, привилегий, права первосвященства…

Шимерзаев же как-то очень вовремя получил грант Европейского Института этнологии человека, потом еще один. На эти деньги снарядил гигантскую экспедицию в духе тамерлановского войска: с кибитками, всадниками, обозом для награбленного — и почти сразу же отрыл на горно-алтайском плато Укок могильник неизвестной молодой женщины. Судя по почестям, оказанным этой даме с непропорционально огромными ступнями (деталь, на которую указала Шимерзаеву антрополог экспедиции — гламурная, но стойко переносившая походные лишения девушка), она пользовалась особым авторитетом при жизни, так как похоронили ее с шестнадцатью слугами, девятью верблюдами, домашней утварью из меди и с двумя лицами неизвестного происхождения.

Шимерзаев начинал еще в те времена, когда в Институте археологии СО АН СССР царил академик Окладников — грозный и могучий А-Пэ, создавший целую научную школу. Сначала Шимерзаев входил в свиту мальчиков-аспирантов А-Пе, вдохновенно записывавших за ним цитаты и ловивших плечами свет генеральских звезд; вместе с ним откапывал кости мамонта, а точнее — трогонтериева слона, который и по сей день, трехметровый в холке, тычет в посетителей Института археологии своими обломанными бивнями из фойе. Потом собирал по бревнышку на территории музея Спасо-Зашиверскую церковь, увезенную из зоны затопления, — без единого гвоздя сделанное диво дивное сибирской архитектуры и жуть жуткая исторической правды, ибо все население древнего сибирского города Зашиверска, который стоял в бассейне реки Индигирка, умерло, включая последнего младенца и последнюю кошку, от черной оспы в конце восемнадцатого века, и трупы долгое время так и лежали в церкви…