Телефонный разговор с командующим Первым Украинским фронтом маршалом Иваном Степановичем Коневым много времени не занял. Трешников не знал, что именно ему рассказал Чуйков, но маршал уложился буквально в пару фраз. Выслушав доклад Трешникова, он коротко бросил в трубку: «В течение часа жду у себя. В Москву вылетите моим личным самолетом, авиаприкрытие будет», и разорвал связь. Спустя десять минут спецназовцы уже тряслись в двух ленд-лизовских бронетранспортерах под солидной охраной из нескольких танков с десантом на броне.
Перед выездом спецназовцы тепло попрощались с ошарашенным быстротой происходящих событий и внезапными изменениями в собственной судьбе Родченко. Шлем и бронежилет ему оставили, никакой особой проблемы в этом не было – освоить производство кевлара и титановых бронепластин в ближайшие годы предкам все равно не удастся, так что пусть изучают на здоровье. А вот про галогеновый фонарик гости из будущего просто забыли – а капитан, хоть и испытывая определенные душевные терзания, решил не напоминать. Больно полезная штуковина, особенно, ежели учесть, что ему скоро обратно под землю лезть придется! Да уж, вот именно, что «под землю» – сейчас Василию даже не верилось, что меньше суток назад он впервые в жизни оказался в подземелье. Смешно вспомнить, как он робел, идя вместе с капитаном Петрушиным по рельсам метро к той дрезине. Зато потом бояться стало просто некогда, уж больно быстро завертелись события. А нынче ему и вовсе все нипочем: и Гитлера с еще двумя гадами захватить помог (ну, не так чтобы именно помог, но уж участие в операции принимал точно), и детишек вывел, а сейчас и вовсе поведет штурмовые группы обратно и будет участвовать в штурме Рейхсканцелярии, а то и самого Рейхстага!
Последним к капитану подошел Трешников. Пожав протянутую ладонь, подполковник притянул Василия к себе и коротко обнял, несколько раз хлопнув по плечу:
– Ну, прощай, товарищ Чапаевский тезка! Еще раз мы вряд ли увидимся, почему, сам знаешь, так что не поминай лихом. Главное, себя береги, пока еще ничего не закончилось.
– В такой-то защите, что вы мне задарили, чего бояться? – весело ответил капитан, однако Трешников шутки не принял:
– На всякую броню, Вася, своя пуля может отыскаться. Ладно, не о том речь. Распишись за нас на Рейхстаге, а то сам видишь, не судьба нам туда добраться. Ну, все, прощай, нас в штабе ждут.
– Товарищ подполковник, – Василий замялся, все же задав давно мучавший его вопрос:
– Я помню, что про будущее спрашивать нельзя, но вдруг ответите – когда война-то кончится?
– Да это уже и не секрет, пожалуй. Полная и безоговорочная капитуляция будет подписана ночью девятого мая. Но фактически уже первого-второго числа город будет практически полностью в наших руках, – неожиданно Трешников улыбнулся. – Хотя, теперь, может, и раньше, через туннель-то в моей истории никто штурмовать не пытался.
– Скажете тоже, – пробормотал Родченко, но было заметно, что слова подполковника пришлись ему по душе.
Еще раз хлопнув капитана по плечу, Трешников развернулся и не оборачиваясь побежал к грузящимся в полугусеничные транспортеры спецназовцам.
На встречу с маршалом Коневым подполковник отправился вместе с Барсуковым и Ленивцевым, также доставшими из потайных кармашков свои «удостоверения». Выслушав краткий доклад, командующий фронтом осмотрел пленных – ставшему ощутимо сдавать от усталости и шока сорокасемилетнему рейхсминистру, последние полчаса едва передвигавшему ноги, перед этим пришлось даже вколоть шприц-тюбик с одним хитрым стимулирующим составом – и сообщил, что транспортный самолет с истребителями прикрытия готов и можно вылетать немедленно. Услышав в ответ, что сами спецназовцы никуда не полетят, поскольку у них имеется еще одно задание, сути которого Трешников раскрывать пока не имеет права, Иван Степанович удивленно хмыкнул, но никаких вопросов задавать, разумеется, не стал – подобное отдельно оговаривалось в «шелковках» всех троих.
Уложенные в два солдатских «сидора» документы из гитлеровского сейфа были опечатаны в присутствии представителя особого отдела фронта, которому подполковник передал и заветный контейнер, сообщив, что вскрыть его следует либо лично товарищу Сталину, либо в его присутствии – после проверки на безопасность, конечно. Последнее повергло комфронта и контрразведчика в шок, но спорить и тут никто не стал, уж больно поразил их сам факт пленения Гитлера, затмевающий своей значимостью и вещмешки с документами, и непонятный опечатанный контейнер из незнакомого металла. Передавая контейнер, подполковник, как и советовал Локтев, при свидетелях инактивировал и извлек пиропатрон.
Трешников лично проследил, как пленных под усиленной охраной погрузили в транспортный «Ли-2», неподалеку от которого прогревали моторы готовые к взлету истребители. Последним внутрь, придерживая рукой фуражку, забрался контрразведчик. Борттехник втянул лесенку, захлопнул дверцу, и самолет, смешно подпрыгивая на неровностях металлических плит, выстилавших взлетное поле пригородного военного аэродрома, начал рулежку. Дождавшись, пока транспортник взлетит и возьмет курс на восток, подполковник проводил взглядом окруженный лобастыми «Лавочкиными» двухмоторный самолет и обернулся к товарищам. Только сейчас, когда схлынуло немыслимое напряжение крайних суток, он неожиданно ощутил, насколько сильно устал. Впрочем, вряд ли кто-то из бойцов чувствовал себя как-то иначе:
– Ну что, мужики, похоже, неплохо у нас для первого раза получилось? Поехали домой?..
Товарищ Сталин задумчиво глядел на лежащий на рабочем столе небольшой, размерами чуть побольше обычного писчего листа, металлический контейнер. Ни ручек, ни замков на его поверхности не имелось, просто гладкий светло-серый металл корпуса да узкая сдвижная крышка в торце. Печати уже были сломаны, а сама крышка сдвинута до отказа в сторону – специалисты проверяли, безопасно ли содержимое.
Но ни взрывчатки, ни чего-либо ядовитого внутри не оказалось, лишь документы, упакованные в десяток аккуратно пронумерованных и подписанных папок. Кроме папок в контейнере находились еще два непонятного назначения прибора с крохотными экранчиками и множеством кнопок на передних поверхностях, упакованные в прозрачные целлулоидные пакетики. К каждому из них придавался специальный провод с непривычного вида электровилкой на конце, вероятно, для питания аппарата от розетки. Судя по поясняющей надписи на каждом из пакетов, приборы являлись «беспроводными телефонными аппаратами дальней связи гражданского назначения».
Еще несколько предметов, также запаянных в прозрачный пластик, и вовсе ни на что похожи не были, надпись «Осторожно, особо хрупкое! Подробнее см. в папке № 3, стр. с 5 по 27» на упаковке также ничем помочь не могла. Какие-то тонкие пластины из пластика или схожего с ним материала, на поверхности которых располагалось множество мелких деталей и деталюшек, соединенных между собой металлическими, видимо, полосками и точками. Одним словом, определенно что-то имеющее отношение к технике, возможно, тоже части какого-то сложного аппарата.