– Жетон тебе потом закажем, я сам схожу, утром уже будет готов. А татуировку сделаем сейчас. Пока только личный номер и группу крови.
– Татуировку? – Славка поежился. – Зачем?
– А затем, дурачина. А если тебя принесут раненого и в бессознанке, да и перельют не ту кровь, например? Все, капец котенку. Или если от тебя вообще одна дохлая тушка останется, да еще без башки или там фрагментами – хочешь, чтобы тебя безымянного сожгли?
– Сожгли? – не понял Славка. – Почему сожгли? Где?
– Ну да, сожгли, чего ты дергаешься? – удивился Лесь. – А, да… ты же не знаешь ничего про это пока… Сожгли на площадке. У нас мертвых сжигают в специальном таком месте… мы в земле не хороним никого.
Славка задумался и неожиданно пришел к выводу, что это ему самому нравится больше, чем быть зарытым в землю, да еще и промерзшую. Конечно, после смерти все равно… но как-то не все равно. А вот мысль о татуировке покусывала.
– А у тебя есть? – решился он спросить.
– Что? – Лесь покосился на него.
– Татуировка?
– А, ты про это… Есть. Но у меня не только номер и группа крови, но уже и остальные данные. Только без «витька».
– А?
– Ну, без буквы «В». Стану витязем – «К» в «В» переделают, и все… Да не бойся ты, это терпимо. Так, жжет немного и потом зудит сильно дня два.
– Я и не боюсь. – Славка покраснел и сам это почувствовал.
Лесь больше про это ничего не сказал, а продолжил:
– Сейчас зайдем в библиотеку, все получишь, что надо, и пойдем татуироваться. О, вот сюда… Ты, кстати, запоминай, запоминай, где тут что расположено!..
Библиотека оказалась самая обычная. Тут был даже компьютер, и за ним работала пожилая женщина, поднявшая голову на беспорядочный, но неожиданно мелодичный звонок пружинного колокольчика над дверью.
– Мария Борисовна, это Славка Аристов, новенький, – представил Славку Лесь.
Женщина кивнула, поднявшись, и со словами «у меня все готово» выложила на стол сбоку от входа к шкафам солидную стопку. Потом поверх нее легла карточка и толстенькая ручка:
– Это твоя карточка. Там уже все записано, распишись, пожалуйста, отдельно за каждую книгу. И обращайся с ними аккуратно! – это было сказано абсолютно командным тоном.
Славка кивнул. Женщина была слишком сухой и деловитой, она ему не понравилась. Но, перекладывая учебники и расписываясь, он отвлекся от мыслей об этом. Учебники почти все незнакомые. Некоторые – за более старшие классы. А вместо некоторых – просто самодельные принтерные брошюрки с непритязательными надписями и простенькими рисунками на мягких обложках. «История, государство и право» – про такой предмет Славка опять же не слышал никогда. «Русская литература», «Военное дело»… Разговорный английский – наверху обложки Славка увидел надпись карандашом и не почерком библиотекарши: АРИСТОВУ. На других учебниках такого не было…
И еще был дневник. Тоже очень простой, явно такая же самоделка. За него тоже требовалось расписаться. Держа в пальцах ручку, Славка спросил, стараясь, чтобы просьба была спокойной, незаискивающей:
– А у вас нет чего-нибудь просто почитать?
– Конкретней. – Хорошо было уже то, что просьба не вызвала у библиотекарши удивления, а у стоящего рядом Леся – протеста.
– На ваш выбор, – ответил Славка, выдерживая тон.
Библиотекарша смерила Славку ничего не выражающим взглядом, нагнулась чуть – и выложила перед мальчишкой довольно потрепанную книжку, на обложке которой молодой парень с хмурым лицом вытягивал из ножен меч.
Это был «Мечеслав» какого-то Льва Прозорова…
…Рука жутко чесалась и ныла под плотной повязкой. Сейчас было, пожалуй, даже неприятней, чем когда делали татуировку – тогда было даже не очень больно… Спальник оказался пуст. Сидя в полном одиночестве на кровати, Славка рассматривал дневник.
Он сильно отличался от привычного. Хотя бы тем, что в привычном не было граф типа «Рекомендации», «Наказания», «Боевые выходы» и еще много чего интересного. Это был не учебный, не школьный дневник… а дневник всей будущей жизни Славки, так как-то. Кроме того, в самом начале дневника обнаружился вложенный небольшой листок, на котором тем же почерком, что и на обложке, был написан целый ряд… предметами это Славка не назвал бы, многие из них к школе вообще не имели отношения… скажем так – занятий. Ниже было написано: «Не позднее завтрашнего утра выбрать два пункта и доложить о выборе кадету Ильину (Лесю)».
Славка, держа листок обеими руками, лег на спину, удобней устроил голову на жестковатой подушке и глубоко задумался над листком. Через какое-то время отложил его на тумбочку и взял книгу. Еще раз прочел название – и медленно открыл ее на первой странице.
Далек наш дом, только смерть близка,
Но есть слово «честь», и голос юнца,
Как в школе, летит над рядами полка:
«Играть, играть, играть до конца!»
Генри Ньюболт. Vitaї lampada
Косой снег. Это день – но полутьма и вечный ветер. Ровный ряд из трех десятков мальчишек 8–12 лет, одетых в легкие водолазки, штаны и бурки, за плечами автоматы, напротив такого же ровного ряда соломенных чучел на вмороженных в плотный ледяной сугроб кольях. Северин – воротник бушлата поднят, голова не покрыта – за строем ходит, как большой зверь на мягких лапах.
– Смерти бояться не надо. – Голос Северина ровен и бездушен. – Это одномоментное событие – и потом вы о нем даже не вспомните.
– Ха! – Под синхронно выброшенными кулаками мальчишек воздух пел, чучела тряслись и раскачивались.
– Еще!
– Ха!
– Бей!
– Ха!
– Убей!
– Ха!
– Убей!!
– Ха!!!
С треском ломается первый кол. Чучело падает – разбитое, забрызганное кровью с костяшек, как своей. Славка, тяжело дыша, стоит над ним – широко расставив ноги, с сумасшедшими глазами, белые ноздри раздуты, на губах – хлопья пены.
– Добей!
– Ха! – Каблук высокого ботинка разминает голову чучела.
Пощечина.
– Почему ждал команды, щенок?! Лечь! Ползком по кругу! Вперед!..
…Тах, тах, тах – пули взрывают снежный кисель возле локтей, возле каблуков, у головы. Мальчишка ползет. Перед глазами в землю втыкается нож – не «полевка» витязя, но действительно хороший финский нож, «Смерш-4». Славкин нож.
– А ну! Убей меня! Попробуй меня убить – и пойдешь отдыхать! Ну, давай, щенок! Давай, щенок! Давай!
С хриплым рычанием Славка бросается – с отжима, непредставимо быстро для обычного человека. Пинок в живот швыряет его обратно в размешанную снеговую жижу.