Мальчишка Сенька, оказывается, уже проснулся. Он стоял на половине лестницы, опасливо и в то же время с интересом рассматривал коня – тот поел и теперь дремал, опустив голову. Романов подошел, встал чуть пониже – чтобы глаза мальчишки оказались на одном уровне с его глазами.
– Поедешь со мной? – предложил он прямо.
Ему хотелось, чтобы Сенька согласился не просто так, а с искренним желанием. Мальчик опасливо поднялся на ступеньку.
– А мама? – спросил он тихо.
Николай кивнул наверх. Сенька обернулся. Есения – с автоматом на груди, ружьем за плечами и одеяльными свертками в руках – спускалась по лестнице…
…Скачущих тяжелым галопом всадников было пятеро, под ярким даже в сумраке флагом с синей сваргой. Казалось, они плывут над поземкой. Впереди скакал Юрзин, Романов его узнал – встревоженный, видно сразу. И видно было, что ему хочется обругать Романова с ходу и покрепче.
– Кто это? – Есения позади Романова вздрогнула, Сенька, сидевший впереди, в надежном кольце мужских рук, тоже сжался.
– Это свои, – досадливо ответил Романов. И остановил коня, который поприветствовал скачущих ржанием.
Юрзин подскакал первым. Быстро посмотрел на «пассажиров» и ограничился только тем, что сказал со вздохом:
– Твое величество… – но это как раз и прозвучало как ругательство, и неслабое.
– Так уж вышло, – ответил Романов. – Кстати. Ты что это банды распустил? Я вчера вечером в одиночку ликвидировал такую…
– Захожие небось, – без особого интереса буркнул Юрзин, рукой показывая конвою, что можно поворачивать. – За всеми сразу не уследишь…
Один из всадников выпустил в небо еще ракету, на этот раз зеленую, и вся группа уже шагом поехала обратно.
– А кто это? – теперь тихонько выдохнул уже Сенька, спиной изо всех сил прижимавшийся к Романову. – Кто? Они хорошие?
– Хорошие, хорошие, – ответил Романов. – Это… гм… очень хороший дядя Юрзин с другими хорошими дядями. Они искали меня и сердятся, что не сразу нашли. И теперь мне влетит. И вообще-то за дело, если честно.
– А он тебя назвал так… странно – в шутку? – спросила Есения из-за спины.
– Не совсем, – ощутив неловкость, ответил Романов. – Я… я тут как бы всей этой территорией правлю. По мере сил и возможностей. Но насчет величества – это он чтобы не обматерить при женщине.
– Так ты… – Есения даже наклонилась вбок-вперед, рассматривая Романова чуть удивленно, явно стараясь подобрать слова. Покачала головой и с заминкой сказала: – Император?
– Не похож? – не обиделся и не стал поправлять он.
– Не очень. Я думала, что ты фермер или просто искатель приключений… Получается, что и про работу, и про дом – это правда, что ли?
– Правда, – отозвался Романов. И почувствовал, как женщина за спиной обмякла и начала коротко, часто вздрагивать, издавая какие-то тихие, жутковатые звуки. – Не свались, – попросил ее Романов…
…Есения Власова и правда оказалась хорошим бухгалтером и вообще организатором. Конечно, она привыкла иметь дело с электронными программами расчетов и электронными же деньгами, но и классическую бухгалтерию знала отлично. Уже довольно давно, немногим меньше года, рудиментарная денежная система нового государства базировалась на золотом стандарте – правда, в реальном обороте золота не было, ходили деньги-боны с передержкой, с ежемесячным «удержанием за простой». Да и сфера их применения была не очень широкой, потому что карточки, пайки и талоны прочно прописались в жизни людей. Иначе, видимо, было просто невозможно, по крайней мере – пока. Однако все расчеты на бумаге велись с привязкой к золотому червонцу. Аппарат, занимавшийся этим вопросом, был невелик, но Есения пришлась там вполне ко двору.
Сенька, как и дети почти всех витязей, учился и жил в Лицее. Романов временами забывал, что мальчик ему вовсе не родной. Сеньке было семь, когда Романов встретил Есению с сыном, и, надо сказать, мать проявляла недюжинные отвагу и ум, защищая мальчика. Но сам по себе мальчишка – росший без отца, обычная история, слабоватый физически, да еще и напуганный происходящим, необходимостью постоянно скрываться, бежать, бояться, – не очень-то подходил для самостоятельной жизни. Кроме того, он сильно скучал по матери, а она – по нему, и жизнь мальчика в Лицее сперва была очень нелегкой.
Но постепенно все наладилось. Мальчишками занимались профессионалы, кроме того, Сенька подсознательно всем сердцем стремился быть настоящим мужчиной, потому что в его понимании это связывалось с отсутствием измучившего его страха, спокойствием, умением защитить себя и ту же маму. Конечно, в мирное время сделать из него мужчину вряд ли получилось бы – просто потому, что ему всегда было куда отступить. Сейчас оставалось лишь стиснуть зубы, терпеть и стараться. Романов снова и снова удовлетворенно убеждался, что мальчик втянулся, и это подтверждали воспитатели и тренеры. Атлетом Сеньке стать не светило – не то физическое сложение, но он оказался быстр в реакциях и при этом осмотрителен, очень сообразителен, любил животных и умел завязывать с ними контакты. Единственное, что беспокоило, – у мальчишки была аллергия на фруктовые сахара, и это могло ему закрыть путь в витязи. Но так далеко Романов пока что не заглядывал…
Решение взять Есению с собой – уже как полноправную жену, но при этом и как специалиста – Романов принял и менять не собирался. Сеньку он хотел оставить. Но потом решил, что все-таки имеет право и его взять с собой.
Именно как лицеиста.
* * *
Женька Белосельский ждал в кабинете – спал, сидя в кресле у входа, но, едва Романов начал открывать дверь, тут же открыл глаза, не сделав больше ни одного движения. На коленях у него лежала папка со сводным ночным докладом, Женька придерживал ее правой рукой, затянутой в черную перчатку. После памятного боя у Камень-Рыболова руку Женьке удалось спасти, она действовала, но постоянно очень сильно мерзла. Кроме того, Романов подозревал, что Белосельский втайне гордится этой перчаткой. Женька сильно вырос – физически вырос, внешне это был уже не напуганный мальчишка, спасенный Романовым на набережной, и даже не упоенно играющий в секретного агента подросток, а рослый, плечистый и спокойно-уверенный скорей уже юноша. Еще более вырос он морально. Но вот такие маленькие странноватые приметы детского тщеславия в нем оставались, и Романов был немного рад этому. Потому что не мог отделаться от мысли, что Женьке, в сущности, следует учиться в десятом, а то и в девятом классе.
Потом он, уже привычно, бросил взгляд на рукава Женьки…
Не столь давно решено было принять для только-только зародившихся вооруженных сил старую императорскую систему званий и одновременно восстановить гражданскую Табель о рангах. Обшлага рукавов Женькиного армейского свитера украшали серебряные звезды и лычки – две звезды и две лычки коллежского советника, полковника по военным аналогиям. Практически все были уверены, что такое высоченное звание для совсем молодого парня связано с его адъютантством при Романове.