– Я не был недоволен! – вмешался Дэниел. Его щеки пылали, голос поднялся до крика. – Вы не имеете права распространять подобные инсинуации…
– Это не инсинуации, – сухо сказал Вульф. – Я просто показываю, за какого рода детали полицейские ухватятся в первую очередь. Они вполне способны предположить, что вы шантажировали свою сестру…
– Шантажировал! – взвизгнул Дэниел. – Она просто оплачивала мои исследования…
– Исследования? – с усмешкой вставил племянник. – Исследования! Эликсир жизни! Снимите шляпы, господа…
Дэниел вскочил на ноги, и на какую-то секунду мне показалось, что он собирается изувечить Ларри, но оказалось, что он поднялся, чтобы произнести речь.
– Это гнусная ложь! – сказал он, пытаясь справиться с дрожью в голосе. – Цели моих исследований и используемые мною методы носят чисто научный характер. Эликсир жизни – романтическое и неверное название. Правильный научный термин – «католикон». Моя сестра, будучи женщиной с воображением и интуицией, смогла оценить значимость моих идей и на протяжении ряда лет щедро финансировала…
– Католикон! – Вульф уставился на него с недоверием. – А я-то решил, что вы способны работать мозгами!
– Уверяю вас, сэр…
– И не пытайтесь. Сядьте. Меня не интересует, на что вы транжирили деньги своей сестры, но все вы отлично знаете, что существует ряд чрезвычайно интересных обстоятельств, и с вашей стороны просто глупо скрывать их. – Он погрозил Брейди пальцем.
– Вам, доктор, должно быть стыдно за себя. Бессмысленно утаивать факты, которым рано или поздно суждено выйти на свет. Вы заявили, что не можете сказать ничего, имеющего пусть даже отдаленное отношение к какому-либо аспекту расследуемого дела. А как насчет коробочки, которую вы наполнили в конюшне органическими отходами с целью последующего выделения из них спор столбняка?
Дэниел издал непонятный звук и повернулся, чтобы пронзить Брейди испепеляющим взглядом. Брейди оказался застигнутым врасплох, однако не настолько, насколько этого можно было ожидать. Он поднял глаза на Вульфа и негромко произнес:
– Каюсь, мне следовало вам об этом сказать.
– И это все, что вы можете заявить в свое оправдание? Почему вы не поставили в известность полицию, как только они взялись за расследование?
– Потому что я думал, что расследовать нечего. Я оставался при своем мнении вплоть до сегодняшнего утра, пока вы мне не позвонили. Я не видел смысла…
– Что вы сделали с содержимым коробочки?
– Отнес в свою лабораторию, где я и еще двое моих коллег провели с ним ряд опытов. Нам требовалось разрешить спор. Затем мы все уничтожили. Полностью.
– И кто-нибудь из присутствующих знал об этом?
– Я… – Брейди нахмурился. – Да, помнится, обсуждали данную тему. Я рассказывал, сколь опасен может быть в подобной ситуации даже самый ничтожный порез.
– Только не мне, – мрачно произнес Дэниел. – Если бы я знал, что вы…
Они уставились друг на друга. Дэниел еще что-то пробормотал и сел.
Зазвонил телефон, я дотянулся и снял трубку. Звонил доктор Воллмер. Я передал трубку Вульфу. Закончив разговор, шеф обратился к собравшимся:
– Жидкость, которой мисс Николс сегодня утром обработала рану, содержала достаточно спор столбняка, чтобы уничтожить население целого города. – Его взгляд остановился на Брейди. – Можете себе представить, доктор, как полиция расценит этот эпизод, в особенности учитывая, что вы его утаили. Вашим неприятностям не будет конца. В таких случаях сокрытие информации никогда не следует осуществлять без консультации со специалистом. Кстати, как долго вы знали мисс Хадлстон?
– Несколько лет. Но это было шапочное знакомство.
– А близко?
– Я не могу сказать, что был с ней близко знаком. Просто пару месяцев назад я завел привычку появляться на Ривердейл довольно часто.
– Чем это было вызвано? Вы полюбили ее?
– Кого?
– Мисс Хадлстон.
– Конечно нет! – Брейди был не только поражен, но и задет. – Она годилась мне в матери.
– Тогда почему вы вдруг зачастили туда?
– Но… нужно же человеку где-то бывать.
Вульф тряхнул головой.
– Только не там, куда его ничто не влечет. Может, это была скаредность? Прижимистость? Страсть к бесплатным верховым прогулкам? Не думаю; у вас, вероятно, вполне приличные доходы. Простое удобство? Нет, это вам было не по пути, солидный крюк. Лично я склоняюсь к другой догадке. Используя общепринятый эвфемизм, это любовь. Вы полюбили мисс Хадлстон?
– Нет.
– Тогда какова же причина? Уверяю вас, доктор, я веду себя куда более тактично, нежели это станет делать полиция. Итак, что это было?
На лице Брейди появилось странное выражение. Вернее, целая гамма чувств. Сперва протест, затем неуверенность, затем смущение и, наконец – была не была! – решимость. Все это время он неотрывно смотрел на Вульфа.
– Я влюбился в мисс Тиммс. Безумно, – произнес он внезапно громче, чем все предыдущие фразы.
– О-о! – возбужденно воскликнула Мариэлла. – Но вы же никогда…
– Попрошу не перебивать, – сказал Вульф с раздражением. – Вы уведомили мисс Тиммс о своем душевном состоянии?
– Нет. – Брейди держался молодцом. – Я боялся. Она… Я не… Она была такой легкомысленной…
– Неправда! – воскликнула Мариэлла. – Вы отлично знаете…
– Позвольте! – властно оборвал Вульф. Его взгляд жал собравшихся и вернулся к Брейди. – Выходит, вы все, кроме одного, знали о том, что доктор Брейди взял из конюшни коробочку органических отходов, и, однако, утаили от меня этот факт. Случай безнадежный. Что ж, возьмем другой эпизод, более конкретный. В тот день, когда мисс Хадлстон обратилась ко мне за помощью, она упомянула, что подозревает мисс Николс в рассылке анонимных писем, так как считает, что та затаила на нее обиду. Я спрашиваю всех, включая вас, мисс Николс: в чем заключалась эта обида?
Никто не сказал ни слова.
– Хорошо. Я повторю вопрос индивидуально. Мисс Николс?
Джанет потрясла головой. Ее голос был едва слышен:
– Ни в чем. Обиды не было.
– Мистер Хадлстон?
– Не имею понятия, – быстро ответил Дэниел.
– Мисс Тиммс?
– Я не знаю, – произнесла Мариэлла, и по тому, как взгляд Вульфа на мгновение задержался на ее лице, я понял: он уверен, что она солгала.
– Доктор Брейди?
– Знал бы, так сказал бы. Но не знаю.
– Мистер Хадлстон?
Ларри приготовился заранее, натянув улыбку, перекосившую уголок его рта.
– Я уже заявлял, что мне ни черта не известно, – сказал он хрипло. – Какие еще могут быть вопросы?