Фарбо потерял жену Даньеллу, пока сам, вопреки всем естественным инстинктам, помогал группе «Событие» спасти жизни студентиков, отправившихся к золотым копям Эльдорадо. И жив остался лишь из-за момента слабости, вызванного полковником Джеком Коллинзом и его героизмом при спасении группы. Он помогал Коллинзу и поплатился за эту слабость тем, что утратил жену.
Да, полковник Анри Фарбо нуждался в том, о чем вожделел весь последний год — мести людям, из-за которых лишился всего — Даньеллы и веры в себя. Джек Коллинз и остальные узнают, что Анри Фарбо был здесь, а повинные в том, что он посчитал себя человеком, умрут.
И он припечатал ладонь к стеклу, напрочь перекрыв свое отражение.
Комната была погружена в непроглядную тьму. Человек, сидевший на кровати, потирал запястье, натертое браслетом наручников. И думал лишь о том, как избавиться от этих наручников, одним концом примкнутых к раме кровати, а вторым — к его правому запястью. Хотя биться об заклад он бы не стал, ему казалось, что он знает, как избавиться от этой докуки. Откуда он это знал — было свыше его понимания. Пожилой человек — надо полагать, его доктор — сказал, что день-другой после пробуждения память его будет нестойкой, но мысль, что он помнил, как избавиться от наручников, как-то тревожила и озадачивала. Он что, преступник? Поэтому? Кроме того, он видел нескольких человек, мужчин и женщин, заходивших в его затемненную комнату проведать его и принести еду. По рассмотрении он решил, что справиться с ними физически тоже способен.
Он откинулся, прислонившись к изголовью стальной койки, думая о том, что может вспомнить. Но в голову пришла лишь его смерть. Мысль как минимум странная, потому что ответ был перед ним, как на тарелочке, поскольку он явно не мертв.
Сквозь стену и сталь за спиной он ощущал движение, понимая это по трепыханию под ложечкой, говорившему, что они движутся. Время от времени он замечал, как графин с водой на ночном столике покачивается, выдавая, что везущее их транспортное средство поворачивает. Следовательно, он на корабле, подсказывали крохи сохранившихся воспоминаний.
Дверь открылась. Он заслонил глаза свободной рукой, когда в комнату ступил один, а может, два человека. Они быстро закрыли дверь, отрезав свет, льющийся из коридора. Послышалось шарканье, и в тусклом свете загоревшейся настольной лампы стал виден старик-доктор, но в глубине комнаты чувствовалось еще чье-то присутствие. Неведомое лицо стояло у двери и наблюдало за ним. Он знал это, чувствовал.
— Ну, друг мой, пора вам нас покинуть, — с полуулыбкой промолвил доктор.
— Вы кто? — спросил человек, не делая попытки сесть.
Доктор засмеялся. Вернее, горестно хмыкнул без малейшего намека на веселье.
— Прошу прощения, но не больше ли вас заботит вопрос о том, кто вы?
— Я знаю, что это довольно скоро придет, но если я вас покидаю, то хотел бы знать, кто вы.
— Мы друзья. Годится пока? — произнес голос из тьмы. — Доктор уведомил меня, что, как только он инициирует вашу память, назвав ваше имя, все скоро к вам вернется.
Человек попытался вглядеться в непроницаемый мрак за изножьем кровати и с трудом разглядел намек на темный силуэт у дальней стены. Затем из тьмы снова долетел голос:
— Вы отправитесь домой. Я только хотела сказать вам перед вашим отбытием, что весьма восхищаюсь вами и людьми, с которыми вы работаете. — Говорившая помедлила и продолжила: — Когда вернетесь домой, скажите своим людям, что с вами обращались хорошо и с уважением. И еще я хочу, чтобы через пару месяцев я по-прежнему могла называть вас другом. Сейчас доктор объяснит, где вы и кто вы.
Дверь открылась. Яркий свет вспыхнул снова, и женщина удалилась. Человек успел заметить, что она высокого роста — как минимум шести футов, одета в темно-зеленое, а волосы ее черны как вороново крыло, но тут дверь закрылась, и больше ничего он не разглядел.
— Нечасто она снисходит до разговора с незнакомцами. Впрочем, я должен был догадываться, что она пойдет на разговор. Скажу я вам, она вас навещала по три раза на дню. Ее явления в неурочный час весьма пагубно сказались на моих циклах сна и бодрствования, — поведал доктор с английским акцентом.
— Кто она? — спросил человек, наконец сев на край кровати.
Доктор снова рассмеялся, на сей раз в сдержанном смешке сквозил добрый настрой.
— Вопрос, кто она, самое малое, чреват… Довольно будет сказать, что она из рода гениев, и не по дням, а по часам становится самым выдающимся умом, какой знал мир. Этим и ограничимся. — Доктор тряхнул головой, но сохранил улыбку на лице. — Когда все будет сказано и сделано, ступайте себе, памятуя, что она вас уважает. Об этом вы сможете рассказывать своим внукам. Она беседовала с вами, и вы ей понравились; похвастаться подобным могут немногие.
— Я должен чувствовать себя польщенным? — осведомился человек, позвякивая цепочкой, державшей его на месте.
— А, это! Это для вашей же безопасности, пока память не прояснится. Мы толком не знаем, как вы отреагируете, когда придете в себя. Слава о вашем… как бы это выразиться? Ах да, вашем превосходстве в искусстве смерти опережает вас, сэр.
В сознании человека сверкнула искорка воспоминания. Склонив голову набок, он поглядел на доктора.
— Вот именно как раз сейчас это вас и терзает, не так ли? — Встав, доктор подошел к шкафчику, распахнул дверцу, пошарил внутри, извлек некий предмет, закрыл дверцу и обернулся, держа серебристый ключик — очевидно, чтобы отомкнуть наручники. Разглядывая доктора, человек заметил на левом нагрудном кармане его белого халата нашивку, представлявшую собой букву «L» с чем-то вроде двух дельфинов по бокам, так что получалось нечто вроде «~L~». Ниже была эмблема врача — обвитая змеями ваза.
— Итак, не хотите ли просветиться на предмет, кто вы и чего от вас ждут? Если будете хорошо себя вести, мы можем избавиться от мер безопасности. — Подойдя к кровати, он постучал по наручникам.
Мыс Монток, Лонг-Айленд, Нью-Йорк
Карл Эверетт стоял у края парковки одного из самых знаменитых маяков Соединенных Штатов. Джейсон Райан и Уилл Менденхолл — по бокам от него, ожидая таинственного рандеву. Позади них стоял стретч-лимузин с заглушенным мотором и включенными фарами. Они торчали тут уже полчаса, наблюдая, как туман сгущается с каждой секундой ожидания. Единственным звуком, доносившимся сквозь сгущающуюся хмарь, был унылый плеск воды о борта покинутых лодок у причала.
— Черт бы побрал это ФБР! Как они могут строить планы против чего-то, о чем не имеют ни малейшего представления? — проворчал Эверетт, не отводя глаз от береговой линии.
— Директору Комптону следовало действовать без президентского ведома, — заметил Райан, глядя направо, на ближайшего члена группы ФБР по спасению заложников, залегшего в засаде под большим кустом. Оперативников группы из Квонтико [7] привлекли для засады, и некоторые из них почти с головой закопались в крупный, каменистый песок мыса.