– Это я, – бодро сказал он. – Где же наша девочка? Я хочу взять ее с собой в сад.
– Как, отец? – смутилась Доротея. – Я была уверена, что она с тобой. Ты здоров? И не простудился во время вчерашней неблагоразумной затеи?
– Брось эти шутки! – сердито прикрикнул он. – Что это значит? Ты говоришь так, будто думала, что Дороти у меня. Я не видел ее все утро.
– Я тоже!
– Где же она? – разозлился сэр Роджер.
– Не знаю, – побледнела мисс Сезиджер.
Старик заметил бледность дочери, и его еще сильнее рассердило, что она не умеет сдерживать волнение и страх. С минуту он стоял неподвижно, потом сказал:
– Она, конечно, в саду. Я сам пойду и отыщу ее. Доротея, ты и за кошкой не сумеешь уследить, не то что за ребенком.
– Ты всегда слишком строг ко мне, отец, но искать ее в саду незачем. Я обошла его и нигде не видела Дороти.
– Ты просто не умеешь смотреть, удивляюсь тебе! – сэр Роджер с досадой хлопнул себя по ноге. – Я сейчас же отыщу ее. А теперь, ради Бога, не поднимай тревоги из-за пустяков. Право, глядя на тебя, можно подумать, что с ней приключилось какое-нибудь несчастье.
– Не пойти ли мне с тобой, отец?
– Нет, благодарю; я справлюсь один.
И старик прошел по коридору, опираясь на палку с золотым набалдашником, спустился с лестницы и вышел на открытый воздух. Когда осенний ветерок дохнул ему в лицо, он поднес руку ко лбу, точно у него немного закружилась голова.
– Конечно, с ней ничего не случилось, – пробормотал он про себя, – но, право, выражение лица моей дочери хоть кого напугает. Я не позволю Дороти впредь выделывать такие штуки. Я поговорю с ней.
Старик обошел весь сад, всю усадьбу, заглянул за каждое дерево. Когда Дороти резвилась рядом, она так занимала его, такое чувство счастья переполняло его сердце, что он никогда не чувствовал усталости, но сегодня сэр Роджер очень устал. Он вновь вспомнил, что стар, и снова сгорбился. Напрасно искал он легкую фигурку и светлое доброе личико. Напрасно прислушивался, не раздастся ли веселый смех и ласковый голосок Дороти.
Сад стал молчалив и печален, приближалась зима. В сердце старика тоже был лед, как будто после недолгой оттепели к нему внезапно вернулась суровая зима жизни, увяли и умерли цветы радости. Он, как и мисс Доротея, не хотел расспрашивать о внучке кого-нибудь из слуг. «Вероятно, она ушла в лес, – подумалось ему. – Я накажу ее, но немножко, совсем легко, это будет какое-нибудь незначительное наказание». Старик понимал, что, наказав Дороти, еще больше накажет себя самого.
Когда он, сгорбившись и задыхаясь, возвращался к дому, к нему подошел Майкл, приложился к фуражке и спросил:
– Прикажете, сэр, приготовить пони и лошадь к двум часам?
– Конечно, конечно, – проговорил сэр Роджер.
– Чистое Сердце сегодня не в духе, сэр: не ест.
– Это пустяки, – возразил сэр Роджер. – Приведите лошадь и пони к крыльцу ровно в два часа.
– Слушаю, сэр.
«Смешное имя дала она моей лошади, – подумал старый Сезиджер, – что-то говорила о своем бедном отце… Бедный малый, я был слишком суров с ним. Он вел себя безобразно, когда был еще ребенком, но мне следовало немного мягче обращаться с ним, может быть, тогда он…»
Возвращаясь к дому, старик прошел через ту часть сада, где они с уже давно покойным теперь братом сажали молодые деревца. Сэр Роджер невольно остановился перед этими деревьями и прошептал:
– «Я помню светлую сирень,
А в ней гнездо щегла,
И тот чудесный майский день,
Когда она цвела,
И братика невдалеке,
И саженцы в его руке…
Летят мгновенья, жизнь пройдет,
А деревце себе растет».
«Боже милостивый, как быстро идет время! – подумал старый Сезиджер. – До сих пор я не чувствовал, насколько стар. Мой брат был красивый, славный малый. Если бы умер я, а не он, в Сторме была бы совсем иная жизнь. Но у меня всегда был отвратительный характер, а моя бедная жена не умела перечить мне. Она была чудесная женщина. Бог видит, я любил ее, но она совсем не умела мне возражать, а мне нужно было встретить кого-нибудь, кто умел бы противиться мне. Дороти первая стала делать это, и я люблю ее. Да, я ее полюбил».
Он вошел в дом. Карбури с потерянным видом, испуганный и бледный, стоял в дверях подъезда.
– Малышки нигде нет, сэр. С самого утра никто не видел ее. Не прикажете ли послать крестьян поискать в окрестностях? В этих лесах не совсем спокойно, ходят браконьеры и…
– Довольно, – прервал слугу сэр Роджер. – Никто не сделает зла девочке. Она, конечно, сейчас придет.
– Да, сэр, конечно, – Карбури поклонился, пропуская хозяина в столовую. – Обед подан.
Сэр Роджер прошел к столу. Мисс Доротея уже дожидалась отца.
– Ты не нашел ее, отец? – с тревогой спросила она.
– С ней ничего не случилось, Доротея, – сэр Роджер изо всех сил старался сохранять спокойствие и невозмутимость. – Не помочь ли тебе нарезать жаркое?
Карбури исполнял обычные обязанности. Сэр Роджер, собрав все свое мужество, молча ел. Мисс Доротея даже не притронулась к еде. Старик заметил это, но делал вид, что не придает значения отсутствию аппетита у дочери. «Что за странные существа – женщины! – думал он. – У них нет ни капли здравого смысла. Только потому, что эта непослушная девчонка… Но что это?»
Его сердце страшно забилось, лицо стало лиловым, в ушах начался гул. С минуту он задыхался. Мисс Доротея вскрикнула. Послышались шаги, звучавшие, как волшебные колокольчики, и очень-очень торопливые. В дверь влетела маленькая фигурка, вроде бы та самая, с которой дедушка и тетка завтракали утром, и вместе с тем поразительно изменившаяся. Личико девочки раскраснелось, волосы выбились из-под шляпки и растрепались. Она была страшно взволнована, даже не обернулась к тете Доротее и прямо направилась к сэру Роджеру.
– Где ты была, Дороти? – строго сказал он, от облегчения готовый простить все, что она сделала, снова прижать ее к своему сердцу, ласкать и любить больше прежнего.
– Я была с мистером Как-меня-зовут и с папой. Пойдем, дедуля, вставай, пойдем. Пойдем сию же минуту. Вставай же, пойдем…
Мисс Сезиджер вскочила со стула. Карбури с грохотом уронил блюдо, но на это никто не обратил внимания. Старый сэр Роджер выпрямился во весь рост. Куда девалась его сутуловатость? Куда исчезли его семьдесят пять лет? Куда делась нежность его сердца? В жестких глазах пылал гнев.
– Замолчи! Довольно! Не смей говорить так!
Но его слова пропали даром. С тем же успехом старик мог бы приказать ветру перестать дуть, или солнцу светить, или летнему жару согревать землю. Он мог бы с тем же успехом велеть ночи сделаться днем или дню – ночью, потому что ничто на свете не помешало бы Дороти исполнить то, что она считала своим долгом.