Остановившись перед дверью его камеры, я вдруг испытал приступ удушья. Не хотелось, чтобы дочь Джакаранды стала свидетельницей моей нерешительности, но я испытывал отвращение к посещению тюрем, мне становилось плохо в закрытых помещениях. Фактически, из всех возможных обязанностей инквизитора меня тяготила работа администратора. Я предпочитал кропотливую возню с бумагами этому запаху, влажности и частому стуку капель воды о каменный пол. В этой атмосфере мне было трудно дышать. Наконец я остался один со светильником и связкой тяжелых железных ключей в руках. Некоторое время я стоял, потеряв дар речи.
— Марио Форцетта?
Никто не отозвался.
Мне казалось, что по ту сторону ржавого замка могла ожидать только смерть. Я вставил ключ в скважину и повернул его. Войдя в камеру, я увидел внутри Форцепу — тот стоял с потухшим взглядом, прислонившись к стене. Увидев светильник, он тут же закрыл глаза. Юноша по-прежнему был одет в сорочку со следами крови. Рана на щеке приобрела тревожащий синеватый оттенок. Его волосы покрылись пылью, и, несмотря на краткое время заключения, вид у него был жалкий.
— Так, значит, ты из Феррары, как и донна Беатриче... — произнес я, усаживаясь на убогую постель и давая ему время привыкнуть к свету. Он утвердительно кивнул.
Юноша никогда прежде не слышал моего голоса и толком не знал, кто я такой.
— Сколько тебе лет, сынок?
— Семнадцать.
«Семнадцать лет! — подумал я про себя. — Да он совсем мальчишка». Марио, удивляясь столь странному визиту, не сводил глаз с моего черно-белого одеяния. Честно говоря, между нами сразу пробежала искра взаимной симпатии. Я решил этим воспользоваться.
— Ну, хорошо, Марио Форцетта. Скажу, почему я здесь. У меня есть разрешение забрать тебя отсюда и выпустить на свободу, как только мы договоримся, — солгал я. — Только ты должен ответить на несколько вопросов. Если ты будешь говорить правду, я отпущу тебя.
— Я всегда говорю правду, падре.
Юноша сел рядом со мной. Он действительно мало походил на опасного преступника. Несколько тощий и сутулый, он совершенно очевидно был не приспособлен для физического труда. Неудивительно, что Джакаранда легко одолел его.
— Ты был учеником маэстро Леонардо, верно? — поинтересовался я.
— Верно.
— А что произошло? Почему ты оставил его мастерскую?
— Я оказался недостоин его. Маэстро очень требователен к своим ученикам.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что я не выдержал предложенных им испытаний. Да и только.
— Испытаний? Какого рода испытаний?
Марио глубоко вздохнул, разглядывая скованные цепью кисти рук. Я заметил, что его запястья уже посинели.
— Испытаний интеллекта. Маэстро недостаточно, чтобы его ученики умели смешивать краски или делать наброски на картоне. Он требует от них живости ума...
— Да, но что это за испытания? — настаивал я.
— Однажды он попросил меня истолковать несколько его произведений: привел меня к «Вечере», когда она была едва начата, а затем в замок герцога, чтобы показать написанные портреты. Думаю, я плохо справился с заданием, потому что вскоре он попросил меня покинугь его мастерскую.
— Понятно. Именно поэтому ты и решил отомстить, ограбив его?
— Что вы? Ничего подобного! — разволновался Марио. — Я бы никогда не ограбил маэстро. Он был для меня как отец. Он повсюду водил нас, учил работать и даже кормил. Когда денег не хватало, он собирал нас в вашей трапезной — в соборе Санта Мария, усаживал, как апостолов, за длинный стол и, отойдя в сторону, рассматривал нас, пока мы принимали пищу...
— В таком случае, ты был свидетелем того, как рождалась «Вечеря».
— Конечно. Это великое произведение маэстро. Он много лет занимался исследованиями, прежде чем написать эту картину.
— Изучая книги вроде той, которую ты украл?
— Я ничего не крал, падре! — вновь запротестовал Марио. — Дон Оливерио попросил меня пойти в его мастерскую и взять в библиотеке старинную книгу в синем переплете.
— Это и есть кража.
— Да нет же. В последний раз, когда я был в мастерской, я попросил ее у маэстро. Я объяснил, что мне она необходима, чтобы выполнить задание моего нового хозяина.
Он вручил мне тот самый том, который я позже передал дону Оливерио. Маэстро дал мне книгу в подарок В память о моем ученичестве у него. Он сказал, что она ему больше не нужна.
— И ты решил продать ее сеньору Джакаранде.
— Мастер Леонардо сам учил меня, что следует просить денег у тех, у кого они есть. Поэтому я и назвал цену. Вот и все. Но дон Оливерио не стал слушать моих разъяснений. Вне себя от ярости, он вручил мне шпагу и заставил участвовать в дуэли, отстаивая свою честь. Потом запер меня здесь.
Рассказ мальчика показался мне правдивым. Наверняка Марио был искреннее жадного торговца древностями, готового ради пригоршни дукатов использовать в своих спекуляциях монахов и неискушенных юношей. Мне пришла в голову идея использовать Марио в своих целях. Быть может, знания бывшего ученика Леонардо, мастера головоломок, помогут мне справиться с моими загадками?
Я решил попытать счастья.
— Что тебе известно о карточной игре, в которой появляется одетая монахиней францисканского ордена женщина с книгой в руках?
Марио смотрел на меня в изумлении.
— Тебе известно, о чем я говорю?
— Дон Оливерио дал эту карту, отправляя меня к маэстро за книгой.
— Продолжай.
— Когда я пришел к маэстро со своей просьбой и показал эту карту, он рассмеялся. Он сказал, что здесь скрыта большая тайна и он никогда не станет со мной о ней говорить, если только я не додумаюсь сам. Он всегда так поступает. Никогда ничего не объясняет, пока ты сам это не поймешь.
— А он объяснил тебе, как достичь понимания?
— Маэстро всех своих воспитанников учит понимать скрытый смысл вещей. Он преподавал нам Ars Memoriae древних греков, иудейские нумерологические шифры, оккультную математику Пифагора... Хотя, как я уже сказал, я был глупым учеником и не понял многих уроков.
— Ты бы потрудился для меня над одной загадкой, если бы я тебя об этом попросил?
Марио задумался на секунду, но кивнул.
— Это загадка, достойная твоего бывшего учителя, — пояснил я, извлекая из кармана клочок бумаги, чтобы объяснить ему суть проблемы. — Здесь зашифровано имя человека, которого я разыскиваю. Внимательно изучи этот текст. — Я протянул ему тот клочок. — Сделай это для меня. В благодарность за подарок, который я намереваюсь тебе сегодня преподнести.
Юноша поднес бумагу к свету, чтобы лучше рассмотреть слова на ней.
— «Oculos ejus dinumera»... Это латынь.