– Запутанное, что бы там ни было на самом деле, – согласился я, не в силах отделаться от неприятного осадка, оставшегося после знакомства с Халилем Керемом. – Вы тоже вели себя несколько… лицемерно.
– Лицемерно? В каком смысле? – с невинным видом поинтересовался Холмс.
– Ну разве что хвостом не виляли, – резковато ответил я.
Холмс улыбнулся:
– Знаете, Гатри, когда кто-нибудь настойчиво пытается манипулировать мною, как это делал мистер Керем, мне всегда хочется сорвать его планы.
Я кивнул:
– Да. И все же я не могу удержаться от предположения, что вы чего-то недоговариваете. У вас возникли некие подозрения, и вы насторожились.
– Как вы проницательны! – усмехнулся Холмс, выпрямляясь. – Что там курьер?
– Я давно к нему не заглядывал, – признался я и вздохнул: – В последний раз он мне совсем не понравился. Болтал какую-то чепуху – утверждал, будто перед выстрелом слышал, как кто-то произнес: «Это другой Холмс»… – Я запнулся, а затем изложил свою версию: – Мне подумалось, что речь о вашем брате. Если курьер на самом деле это слышал.
– Действительно, странная фраза. Однако, быть может, она не имеет отношения к его несчастью, – заметил Холмс, выходя в коридор. – Очевидно, явился Саттон?
– Важный, как Габсбург, – ответил я, улыбнувшись собственному сравнению. – Мистер Керем мельком его рассмотрел. Похоже, сей блестящий господин произвел на турка большое впечатление.
– Граф фон Мутигхайт? – произнес Холмс, входя вслед за мной в гостиную и подавая гостю руку. – Доброе утро, Саттон. Или мне следует называть вас графом? – Он окинул актера беглым взглядом. – Очень мило.
– Если учесть, что это импровизация, превосходно! – ответил Саттон, не выходя из образа графа. – Я совершенно растерялся, увидев петуха, знаете ли, – добавил он уже в своей обычной добродушной манере. – Что-нибудь случилось?
– Прошедшей ночью на заднем крыльце стреляли в адмиралтейского курьера, – устало объяснил Холмс.
– Боже милосердный! – воскликнул Саттон, совсем позабыв о роли, которую только что исполнял. – Он сильно пострадал?
– Боюсь, что да. Тьерс отправился за Уотсоном, – ответил Холмс, выглядывая в окно и наблюдая за утренним оживлением, царившим на Пэлл-Мэлл. – Не нравится мне все это. Братство вновь пытается проникнуть в Британию.
– У вас есть доказательства? – спросил Саттон. Он был встревожен и в то же время заинтригован.
– Полагаю, да, – сказал Холмс и оглянулся, услыхав стук входной двери у черного хода. – Прошу меня простить.
Он развернулся и направился в кухню.
Мы с Саттоном волей-неволей последовали за ним.
На кухне нас встретил Тьерс.
– Доктор Уотсон вернулся, – без лишних слов сообщил он. – Он сейчас у курьера.
– Хорошо, – ответил Холмс. – Вы побывали в Адмиралтействе?
– Нет. Я хочу принести им последние новости о раненом, – объяснил Тьерс.
Он подошел к раковине и налил в чайник воды.
– Я должен выпить чаю. А вы желаете, господа?
Холмс кивнул. Я обрадовался, так как ощутил, что меня начинает клонить ко сну.
– Что сказал Уотсон? – спросил Холмс.
– Просто предупредил, чтобы его не беспокоили, пока он возится с парнем.
Тьерс поворошил угли в топке и подбросил туда дров.
– Он скоро закончит.
Саттон стал снимать со своего вечернего костюма орден и орденскую ленту.
– Думаю, мне надо переодеться во что-то более скромное, – заметил он и взглянул на Холмса. – Отпу́стите меня минут на двадцать?
– Идите. И вы, Гатри. Возьмите у Тьерса станок и побрейтесь. Вам следует задуматься над покупкой второго прибора, чтобы держать его здесь, как вы уже сделали со сменной одеждой. Видок у вас тот еще. – Холмс улыбнулся, давая понять, что пошутил.
– Вы правы, – сказал я, потирая свой щетинистый подбородок, – а я уж и забыл.
– Вы знаете, где лежит моя бритва, сэр, – сказал Тьерс, явно чем-то озабоченный.
Я почувствовал, что ему надо что-то сказать Холмсу, но он не хочет говорить при всех. Не будь я таким сонным, сразу бы это приметил.
– Да, знаю. Спасибо, Тьерс.
Я вышел из кухни. Саттон последовал за мной.
Мы оба направились в гардеробную Холмса, соединявшую спальню с ванной комнатой. По пути Саттон скинул пальто и стал расстегивать запонки на сорочке. Искусство быстро переодеваться составляло один из замечательных навыков его профессии.
– Он встревожен, – заметил Саттон, оказавшись в гардеробной.
Я выдвинул ящик комода, в котором Тьерс хранил свои туалетные принадлежности. Здесь лежали три бритвы. Я выбрал одну, с роговой рукояткой, и ответил:
– Да, верно.
– И не хочет, чтобы мы тревожились, – приглушенным голосом говорил Саттон, продолжая разоблачаться.
Я отправился в ванную, оставив дверь открытой, чтобы не прерывать разговор.
– Ясное дело, – сказал я, доставая чашку, кисточку и начиная взбивать пену.
– Это из-за Братства или есть что-то еще? – спросил Саттон.
– Не знаю, – ответил я, сердясь на себя за то, что мне нечего больше сказать.
– Значит, что-то еще, – заключил Саттон.
Раздался стук ботинка, упавшего на пол, за ним последовал второй.
– Думаю, вы правы, – заметил я, намыливая лицо и глядя на себя в зеркало.
Под глазами обозначились круги, казавшиеся разными из-за того, что левый глаз у меня голубой, а правый – зеленый. Мимолетом я заметил, что на висках появилась проседь – так, несколько белых волосков, и все же… В мае мне стукнуло тридцать четыре; у матушки в моем возрасте было куда больше седины. Это меня отнюдь не утешило: я знал, что многое еще должен совершить, и не нуждался в лишних напоминаниях о грядущей смерти – с этим отлично справлялись выстрелы и наемные убийцы.
– Кто такой этот турок? – немного погодя спросил Саттон.
Я ответил не сразу, так как аккуратно сбривал щетину под носом.
– Он утверждает, что его брата похитили, увезли в Англию и продали в бордель, – объяснил я, ополаскивая бритву и приступая к участку возле уголка рта.
– Звучит не слишком правдоподобно, – заметил Саттон.
– Да уж, – согласился я, когда смог наконец свободно говорить.
– Вы ему верите?
– В общем да… То есть я верю, что его брат пропал и что его могли похитить с дурными намерениями, – сказал я, запрокинув голову и выбривая шею.
– А что думает Холмс?
Саттон дожидался моего ответа, над которым я раздумывал, пока брился.