– Кто он такой? – Таня воздела руки над головой. – Кто он такой, чтобы забирать у бабушки капельку жизни?
Она делала ударение на слове «капелька».
Мне хотелось успокоить Таню, обнять ее тельце, тоненькое как веточка. Она была вся такая хрупкая, беззащитная, милая и смешная. Она вызывала во мне самые трепетные чувства, какие только заложены в человеке.
Представляю себе, как любил ее отец. Она была ему одновременно и дочка, и внучка, и радость жизни, и ее смысл.
Свободины часто приглашали меня к себе в гости. Им было душно друг с другом. Хотелось открыть форточку. Я была форточкой.
Я приходила первое время.
Вася, как правило, сидел на белом кожаном диване, перед ним на журнальном столике стояла бутылка водки и рюмка. Привычки не отпускают человека и в старости.
Хмурая Марья стояла у плиты, жарила оладьи. Готовила ужин. В профиль у нее была очень красивая попка – маленькая и круглая. И очень красивый маникюр.
Оладьи – детям, а Васе – пачка обезжиренного творога. Я знаю этот нулевой творог, его невозможно взять в рот. По большому счету это даже не творог, а так, неизвестно что, какая-то белая глина.
– Что ты мне дала? – обиделся Вася.
– Я не собираюсь из-под тебя дерьмо вывозить, – ответила Марья.
Я мысленно расшифровала этот текст: от жирной пищи образуются холестериновые бляшки, а от них – инсульт. От инсульта – паралич, неподвижность, памперсы или судно. Вот это судно она не хотела бы выносить. Значит, надо исключить жирную пищу, в целях профилактики.
Вася тяжело вздохнул. Красный шарф был при нем. Он не терял свой имидж и свое достоинство.
Подкатилась Таня и влезла на диван. Вася протянул руку, нащупал дочку, легонько подгреб ее к себе и закрыл глаза от непосильного напора любви. Он не хотел больше ни на что смотреть, отсекал от себя все лишние впечатления.
Таня угнездилась у отца под мышкой и тихо сказала:
– Папочка, я всегда буду тебя любить, и сейчас и потом…
Девочка догадывалась, что отец старый и на всю ее жизнь отца не хватит, но это ничего. Она будет любить его и потом…
Из своей комнаты вышел Ванечка, сел на диван с другой стороны и положил голову отцу на плечо. Это была запоминающаяся композиция: красивый старик и двое детей по бокам. Я посмотрела и подумала: песня…
Прошло полгода.
Свободины куда-то исчезли. Не приезжали. Не звонили.
Я подумала: зима, дети учатся. Зимой совсем другая жизнь и другие контакты.
А может быть, укатили в Тель-Авив. Хорошо жить на две страны. Менять картинку перед глазами.
Но однажды вечером зазвонил телефон, и я услышала голос Марьи.
– У меня к тебе просьба, – сказала она. – Зайди в мою квартиру, посмотри, все ли там в порядке. Я боюсь, что ее разворовали…
– А ты где? – не поняла я.
– В Тель-Авиве. Я уехала в Израиль вместе с детьми. Мы теперь здесь.
– А Вася?
– А ты ничего не знаешь?
– Не знаю. А в чем дело? – испугалась я. – Вася жив?
– Вася нас бросил. Он полюбил другую и ушел из семьи.
Я онемела.
– Кто такая? – сдержанно спросила я.
– Фрося Бурлакова. Двадцать шесть лет. На десять лет моложе меня.
Фрося Бурлакова – персонаж фильма «Приходите завтра», деревенская деваха, которая приехала из глубинки завоевывать Москву. А откуда взялась эта Фрося? Может, с Украины? Караул…
Я не стала комментировать, сухо спросила:
– А как я попаду в квартиру?
– Возьми ключи в конторе. Я оставила там запасной комплект.
– А давно это случилось?
– Полгода назад, – спокойно ответила Марья. – Московскую квартиру я оставила за собой. А эту, в «бомжатнике», придется продавать. Пусть ключи будут у тебя. Ты не возражаешь?
– Конечно, не возражаю, – отозвалась я, при этом подумала: «А Вася куда денется?» Вряд ли у Фроси Бурлаковой есть недвижимость. И какой ей резон брать на свою площадь нищего старика, хоть и знаменитого?
На другой день я взяла в конторе ключи и отправилась в «бомжатник».
По дороге я осмысляла происшедшее: инициатор развода – Вася, он устал от внутрисемейной критики. Злобная Марья не вызывала в нем желания, только страх. А восторженная Фрося была в новинку.
Но неужели ему не стыдно? Он будет трахаться вдохновенно, а в это время его дети станут плакать в подушку горькими слезами, ядовитыми как кислота? С каким оглушительным предательством встретятся маленькие неокрепшие души? И как это в дальнейшем скажется на их судьбе?
Сколько капелек жизни потеряет Марья? Это землетрясение для семьи. Их земля разверзлась под ногами, внизу бездна. Они отскочили от этой бездны до Израиля, бросили все нажитое, людей, друзей, – и все для того, чтобы чужая Фрося праздновала победу. Трубила в медные фанфары. Ладно Фрося. Бог с ней. А Вася? Он что, сошел с ума? Был бы в середине жизни, а то – на финише… Сработала привычка уходить и жениться по новой.
Привычка – вторая натура. И часто порошковое молоко «Милая Мила» кажется вкуснее настоящего.
Я вошла в знакомую квартиру.
Есть рассказ, не помню чей, «Дом, где совершено преступление». Я ступила именно в такой дом. Духота. Окна закрыты, запыленны. Запах такой, как будто в доме забыли труп. Все раскидано. На плите – оставшаяся еда. Мясо засохло на сковороде.
И казалось, что в воздухе стоит застывший крик. Этот крик не выветрился. Кто кричал? Марья? Дети? Они кричали так, будто их убивают. А ведь это так и есть. Их именно убивали, и они никогда больше не будут прежними.
Может быть, они кричали молча, в панике покидая этот дом. Но крик остался висеть под потолком.
Я вышла из этого дома, в котором было совершено преступление. Нашла двух теток для уборки квартиры. Это несложно. В «бомжатнике» все хотели подработать и умели это делать.
Две уборщицы, Зина и Тося, пришли со своим стиральным порошком и довольно быстро отдраили квартиру. Я помогала.
Первым делом вымыли окна, потом выкинули из холодильника все запасы еды, вынесли мусорное ведро, вымыли все с хлоркой, вычистили плиту.
Когда я уходила, квартира сверкала, как невеста, но все равно в ней осталась печаль и безжизненность, как будто в доме лежал обмытый и принаряженный покойник. Хотелось на улицу, на солнце, на свежий воздух.
Я пошла домой и почему-то заплакала. Наверное, по тому принаряженному покойнику.
У Тургенева есть фраза: «Все не так, как хочется». Хочется одно, а получаешь другое.
Любовь не держится вечно. «Не обещайте деве юной любови вечной на земле». Нас неправильно воспитывают. Надо в школе преподавать, что любовь временна. А вот чувство долга – вечно. Этому надо учить, воспитывать, защищать диссертации. А за предательство – наказывать. Сажать в тюрьму. Пусть тот, кто бросил своих близких, чувствует то же самое, что и брошенные. А иначе получается как в детской считалке: «Он – на аэроплане, они – в помойной яме». Без вины виноватые сидят в помойке и вдыхают смрад предательства. А он в это время осваивает Фросю, мацает ее спелые сиськи – большие, как поросята.