Я не решилась разрубать износившуюся ткань наших отношений одним безжалостным махом. Просто начала потихоньку отдаляться от Макса. Однако любимый мой – чутье у него, как у всех успешных бизнесменов, исключительное – сразу занервничал. Взялся нас с дочкой баловать с утроенной энергией. Водил в театры (Маришка обожала балет), дарил ей игрушки, мне – цветы. Попытался всучить бриллиант – я отказалась. Он забеспокоился еще больше, и я честно сказала: нам нужно серьезно поговорить.
Договорились встретиться на следующий день тет-а-тет – когда дочка будет в школе танцев.
Но судьба вновь надо мной посмеялась.
Накануне решительного разговора моя Маришка вдруг страшно побледнела. Упала в кресло. И начала дико, безостановочно кашлять.
Я вызвала «Скорую». Врачи ошеломили: приступ астмы. Абсолютно неожиданно, на фоне полного, как потом написали в медицинской карте, здоровья.
Дочку хотели сразу забрать в больницу: «Корпоративной страховки у вас, конечно, нет? Тогда в обычную. Нет-нет, вас с ребенком туда не положат, там и так по десять детей в палате…»
Что оставалось делать растерянной матери? Конечно, я позвонила Максиму. Он, надо отдать ему должное, примчался мгновенно. И проблемам моим отдался самозабвенно, почти с радостью. За удивительное умение в сложный момент всегда приходить на помощь я и полюбила его когда-то. Очень быстро нашлась хорошая клиника с отдельной палатой для нас обеих, и личный врач появился – опытный старичок профессор. И перспективы: что болезнь вовсе даже не приговор. При грамотной терапии, постоянном наблюдении может вообще бесследно пройти.
– Но, мамочка, готовьтесь: ближайший год никакой работы, вам придется полностью себя дочери посвятить. Найдете такую возможность?
Я, как и любая нормальная мать на моем месте, не колебалась ни секунды. Но вздохнула тяжело:
– Я так понимаю, что выбора у меня нет.
И, под одобрительным взглядом пожилого врача, тоскливо подумала, что на службе, безусловно, будут рады выбить из седла меня, молодую выскочку. А копить на черный день я никогда не умела.
Значит, снова придется брать у Максима… Что за никчемная, неладная у меня получается жизнь!
А любимый – чувствовал, чувствовал он, что я готова сорваться с крючка, – начал крылышками над нами хлопать – любо-дорого. Чуть ли даже не рад, что я снова, как двенадцать лет назад, растеряна и беспомощна. Дорогие лекарства, ингаляторы, черная икра, несуразную огромную куклу Маришке приволок, хотя дочка еще год назад торжественно объявила, что она стала большая и детские игрушки ей не нужны.
Я не удержалась, съязвила:
– Ты бы еще сосочку ей купил. Или подгузники.
Но Маришка взглянула на меня сердито. И благодарно прижала подарок к груди.
Максим победоносно подхватил дочку на руки. Зашептал ей на ушко – достаточно громко, чтобы я тоже слышала:
– А чего ты стесняешься, моя заинька? Даже совсем большим девочкам иногда полезно поиграть в куклы.
Перевел взгляд на меня, улыбнулся лукаво:
– И пожить в королевских теремах!
– Чего-чего? – опешила я.
– Ну, доктор ведь сказал: нужно срочно в теплый климат. Я этот вопрос решил.
Опустил Маришку на пол, присел перед ней на корточки:
– Я нашел для вас с мамой настоящий дворец. На высокой скале, на крутом берегу. Море, золотой песок, соленый воздух, тишина, фрукты. Ты поправишься там в мгновение ока!
– И где это райское место? – спросила я.
– В Болгарии.
Маришка мигом сморщила носик:
– Ну, папа, тогда ты врешь! В Болгарии дворцов ни одного нет. И в море сплошные водоросли. Мне подружка рассказывала.
Максим улыбнулся слегка надменно:
– Твоя подружка, наверное, по путевке в санаторий ездила. В трехзвездочный. На Золотые Пески или на Солнечный Берег. А вы будете жить в собственном доме. Уникальном. Сказочном. Вот, я фотографии принес.
И эффектным веером выложил карточки.
Я взяла одну, и в первый миг мне показалось: это не дом – корабль, почему-то вдруг бросивший якорь на скале. Три палубы, верхняя вся стеклянная. Крыша увенчана мачтами, на одной из них развевается флаг. А внизу пенится море.
Максим наслаждался моим изумлением, комментировал:
– Между прочим, домик входит в сотню самых интересных архитектурных сооружений мира…
Я взглянула недоверчиво:
– И ты его купил?
Макс слегка смутился:
– Э… нет. Пока только снял. Но на все лето! Условия там шикарные. Собственный пляж. И сад есть, и бассейн – если вдруг в море шторм.
Я продолжала рассматривать фотографии. Да, дом красивый, конечно, но зачем нам такой огромный?
Маришка тоже критически сморщила носик, проворчала:
– А мама ведь сама там убирать не будет, меня заставит.
(Отомстила за то, что вчера я попросила ее вымыть после ужина посуду.)
Однако Макс с торжеством в голосе произнес:
– Мелко плаваете, милые дамы! Убирать вам вообще не придется.
– Нет, – покачала я головой. – Уборщицу я брать не стану. Ты прекрасно знаешь, что я не люблю…
– Не волнуйся, уборщица вам не понадобится, – перебил Макс. – Потому что дом это не простой, а умный. Слышали про такую технологию?
– Он умеет говорить? – хихикнула Маришка.
– Говорить, наверно, нет, но все остальное – может, – воодушевленно отозвался Максим. – Вы только кнопочки нажимаете. А дом сам себя убирает, проветривает, варит кофе… Вот рекламный проспект.
– А счастливыми нас сделать он сможет? – усмехнулась я.
Макс не сомневался ни секунды:
– Конечно!
* * *
Доктор наше решение уехать в Болгарию на все лето горячо одобрил.
Макс окончательно вошел в роль доброго волшебника и купил нам с дочерью билеты бизнес-класса.
Маришка с удовольствием раскинулась в кожаном кресле, чуть надменным голоском попросила у стюардессы воды, обязательно с долькой лимона, а мне радостно улыбнулась:
– Мамуль, мы с тобой теперь будем жить как принцессы, да?
Однако, когда самолет приземлился в Бургасе, дочкин оптимизм резко пошел на убыль. Она, похоже, настроилась, что сказка продолжится и дальше. Что в аэропорту нас будет ждать лимузин и предупредительный шофер в белых перчатках. Но встретил нас хмурый парень на стареньком «Ситроене». Когда Маришка начала закидывать его миллионом вопросов, буркнул, что он просто шофер и по-русски говорит плохо.
Дорога к дому оказалась узкой, ухабистой, и чем дальше мы удалялись от города, тем хуже она становилась. Да и селения, что мелькали то слева, то справа, выглядели все меньше, все беднее.