– Сколько? – выпалила она.
– Ой, ну зачем вслух-то? – укорил доктор.
И написал цифру на бумажке.
Насте показалось много. Но торговаться она не стала. Раз ввязалась в историю, нужно идти до конца. Все равно ведь с овощем интервью не сделаешь. И торжествовать над ним тоже не получится.
– Отлично, – повеселел доктор, когда Настя кивнула, – тогда прямо сегодня начинаем эксперимент. Но предупреждаю сразу: здоровым человеком ваш Томский уже никогда не будет. И тихим шизофреником – как был раньше – тоже не останется. После года такой терапии, как мы ему тут устроили, мозг поражен необратимо. Апатию снимем – что-то другое выскочит. Агрессия. Истерики. Мания преследования. Бред ревности. Вариантов масса. Может, лучше не городить огород? Пусть все будет как будет.
– Нет, – упрямо помотала она головой. – Давайте попробуем.
– Дело ваше. Только потом не жалуйтесь, – равнодушно предостерег доктор.
Эксперимент удался.
Томский преображался на глазах.
Но Настя с каждым днем все больше и больше терялась. И не понимала: чего она в итоге добилась?
Про интервью для телевидения можно даже не заикаться, Михаил ее сразу пошлет. Торжествовать над ним? Не хотелось. Да, Томский предал ее. Но высшие силы его уже покарали. Теперь еще ей, что ли, плясать на его костях? Нет, этого она делать не станет. Но что тогда? Помогать Михаилу добиться справедливости? С какой стати? У нее собственных забот выше крыши.
Вот и получалось – только деньги зря потратила.
Ладно, будем считать, впервые в жизни она совершила благотворительный поступок. Дала Мишке шанс. А дальше – пусть он делает что хочет. Возвращает себе доброе имя и деньги. Мстит. Ищет новую жену.
Она сходит в клинику последний раз – попрощаться. И на этом общение с Томским прекратит.
Однако оделась, причесалась, накрасилась для визита особенно тщательно. Пока ехала, готовила речь: мол, рада была тебя повидать и помочь, но больше никаких дел с тобой вести не желаю.
…Бедная Настя никак не могла привыкнуть, что Томский теперь каждый день другой.
Сегодня он ей и слова не дал вымолвить, раздраженно рявкнул:
– Чего так поздно пришла?
Он побрился. Сменил грязную пижаму на синюю робу. Выглядел собранным, деловитым. Почти нормальным. Только глаза слезились, руки сильно дрожали. И губами противно причмокивал, будто у него во рту съемный протез мешается.
Сухо, тоном начальника, велел Насте:
– Дай санитару денег, пусть отвалит.
– Так можно?
– Тысяча рублей, – поморщился он.
Бугай с удовольствием принял купюру, но совсем не ушел. Сказал Кондрашовой:
– Я рядом буду. Если что, кричи.
Лицо Томского болезненно дернулось. Он повернулся к Насте:
– Тут у них камеры, пошли в парк, подальше.
– А ты на меня бросаться не будешь? – кокетливо улыбнулась она.
И себя отругала: зачем она дает ему повод?
Но Миша взглянул на нее равнодушно:
– Анастасия, в меня столько дерьма влили, что я давно импотент.
Как должное причем произнес – нет бы смутиться!
А когда молча углубились в парк, протянул ей флешку.
– Что это?
– Игрушка. Тупая, как народу нужно. Сегодня ночью придумал.
Она уставилась на него во все глаза:
– За одну ночь?! Врешь.
– Настя, я когда-то был гением, – без рисовки, грустно произнес он.
– А где компьютер взял?
– В кабинете врача, Константина этого. Он просил тебя заплатить (сардоническая усмешка) за амортизацию оборудования, дай ему денег, не забудь.
– И что я должна с твоей игрушкой сделать? – Настя недоверчиво взяла флешку в руки.
– Разошлешь всем крупным издателям. Вот список.
Он протянул ей еще один листок.
– А можно… я хоть сама посмотрю сначала?
Томский скривил рот в презрении:
– Я не рисовал мультипликацию. Это просто коды. Ты не поймешь. Чтобы их прочитать, надо быть программистом.
Настя бросила флешку в сумочку. Слегка поклонилась Михаилу:
– Какие будут дальнейшие приказы, шеф?
Взглянул хмуро:
– Ты еще первый не дослушала. Когда тебе начнут перезванивать, приложи все силы, чтобы продать подороже.
– А они начнут?
– Разумеется. – Его лицо не выразило ни малейших сомнений. – Меньше чем за сто тысяч долларов не продавай.
– Миша, – вздохнула она, – у тебя еще и мания величия?
Его глаза были ледяными. Уставился ей в лицо, словно змея:
– Санитара нет, камер нет. Хочешь получить в глаз?
Ей бы тогда сразу повернуться и уйти. Или убежать, если Томский за ней погонится.
Но она чуть помедлила и услышала следующую его фразу:
– Все деньги за игрушку возьмешь себе. Вот. – Михаил протянул ей еще один лист бумаги. – Это отказ от авторских прав. В твою пользу.
Настя пробежала глазами листок: строчки написаны криво-косо, но ее фамилия, имя, отчество, даже паспортные данные – без единой ошибки.
– Ты видел мой паспорт? – пробормотала она.
– Ну да, – пожал плечами мужчина. – Еще когда мы вместе жили. Если ты его меняла – давай перепишем.
– Нет, все правильно. Но сколько лет ведь прошло. Как ты можешь серию с номером помнить?
– У меня всегда была феноменальная память на цифры, – грустно усмехнулся он.
Настя бережно поместила бумагу в сумочку. Взглянула ему в лицо, пропела ангельским голоском:
– Спасибо, Миша. Это подарок за то, что я пробудила тебя к жизни?
– Нет, – покачал он головой. – Подарок я тебе сделаю позже. В более благоприятных обстоятельствах. А это – аванс. За то, что ты мне поможешь.
– В чем?
Его лицо закаменело:
– А ты не понимаешь? Мне надо выбраться отсюда. И как можно быстрее.
* * *
Врач Константин Юрьевич проявил отменные задатки дельца. Заявил Насте: я, мол, свои обязательства выполнил, программиста в чувство привел. А если он на волю хочет, то это совсем другие деньги.
– Вы меня на преступление не толкайте! – блеял доктор в ответ на ее упреки. – Я как врач-психиатр имею должностную инструкцию: когда пациент приходит в себя, немедленно сообщить в компетентные органы. Его допросят. Возможно, еще одну экспертизу назначат, признают вменяемым – и вперед, отбывать наказание. Он ведь убийца!