Он замер и смотрел вперед.
Там, впереди, стояла девчонка. Наверное, Илюшиного возраста – лет четырнадцати.
Она была в легком летнем платье – светлом, как облака на небе, и коротком, как, как…
Девчонка посмотрела куда-то вниз и, слегка наклонив голову, сняла заколку с длинных светлых волос, а потом несколько раз взмахнула головой. Воздух засверкал от рассыпавшихся блестящих звездочек.
Девчонка была прекрасна.
Илюша сглотнул и с трудом выдавил:
– Каваи…
Девчонка – со светлым лицом, с длинными черными ресницами, единственная девчонка в мире – медленно подняла голову, посмотрела на Илюшу и тихо ответила:
– Сугой.
– Кампай, – пробормотал сраженный Илюша.
– Какой еще кампай? – удивилась девчонка, но Илюша только снова сглотнул.
А потом спросил:
– Ты нетбук брала? Или ноут?
– Он там, – сказала девчонка. – В траве.
Илюша сделал несколько шагов вперед. Девчонка взяла его за руку, и они скрылись в высокой траве под нарастающий треск настоящих японских цикад.
Если уж так смотреть, то все началось с рождения. С самого рождения у меня вьются волосы, и еще родители меня сразу же назвали Евдокией.
Евдокия – хорошее имя, пока оно не превращается в Дусю. Сказать вам, как быстро оно в Дусю превращается? На раз-два. Вот была Евдокия, а вот вам и:
– Дуся, сю-сю-сю, детка кучерявенькая наша, иди к маме.
Я не шла. Понятное дело, что я не шла. Во-первых, у меня вились волосы, во-вторых, меня называли этим дурацким именем. Если бы одно из двух, еще ладно. Но все вместе – невыносимо.
Вы скажете, что такого во вьющихся волосах? Это вы так скажете, если они у вас не вьются. Тогда вы, может, даже мечтать будете, чтобы волосы кудрявились, как у Володи Ульянова в детстве. Это, по-вашему, красота? По-моему, лучше быть лысой.
И называться лучше по-другому. Хотя бы Тамарой. Тамара – красивое имя, его в Дусю не переделаешь. Потому я только на это имя и откликаюсь. А с лохматой головой уж ничего не поделаешь. Если постричь налысо – я замерзну. Я вообще мерзлячка. Наверное, это из-за имени. Было бы имя нормальное – холод бы переносила до минус пятидесяти не моргая.
Ну так вот. Если уж так не повезло с рождения, что можно сказать о летней поездке? Конечно, все пойдет наперекосяк.
Начать с того, что я забыла дома паспорт. Нет, я вообще забыла, что он у меня есть! Четырнадцать мне стукнуло на днях, я пришла в паспортный стол, красиво расписалась в моем главном, как говорят, документе, сунула его папе для покупки билетов и забыла навсегда. А папа, конечно, паспорт выложил к моим вещам. Он все мои вещи к моим вещам выкладывает, хоть это документы, хоть ластики полустертые.
Так что мы с билетами оказались в одном месте, а мой паспорт – в другом. Честно говоря, если бы не эта ерунда с именем, то я бы ничего не забыла. А так родители проедали-проедали мне плешь в моих головных завитухах, чтобы я имя поменяла, а я так держала оборону… Они говорят: «Будешь получать паспорт, поменяй имя на Тамару». А я отвечаю: «Нет уж, пусть останется вам в наказание, Дуся так Дуся, терпите». Они: «Ну пожалуйста». А я им: «Никаких пожалуйста. Будете в следующий раз думать, как ребенка называть». А они говорят, что им уже некогда о таких вещах думать, что скорее я о таких вещах думать теперь буду… И ластятся: «Ну Томочка, ну смени имя»…
Мы едем в городском автобусе, мысленно уже в поезде трясемся, как папа спрашивает:
– Билеты, паспорта? Я на всякий случай.
И я ему спокойно так говорю:
– Мой паспорт в верхнем ящике стола.
Ну и кричим водителю:
– Остановите!
Водитель, конечно же, отвечает, что затормозит только на остановке, мама до остановки кусает локти, папа мнет ручки сумки, а я спокойна, как скала, потому что в паспорте черным по белому написано: «Евдокия», и любому дураку ясно, что это не я. Так что меня можно всюду пускать без документов. Не понимаю, почему папа так распереживался. Да и вообще – я была бы не против, если бы они уехали, а я осталась. Потому что и лето везде одинаковое, и цветы я поливать умею, а уж друзей в гости умею приглашать еще лучше.
Но мы на такси домчались до дома, схватили мой паспорт и успели-таки на вокзал… Примчались к самому отправлению. Стоим, тяжело дышим, билеты с моим паспортом вместе проводнику суем…
Видели бы вы, как на нас смотрел проводник!
То есть он смотрел то на наши билеты, то в мой паспорт, то на нас. Видит, значит, что никакая я не Евдокия, и в паспорте моем сплошное вранье!
Но проводник отвел взгляд в сторону, куда-то в район дальних столбов, и сказал скучным голосом:
– На завтра билеты.
– Что? – спросил папа и поправил очки.
Он всегда, когда волнуется, очки поправляет. И мама, когда волнуется, тоже очки поправляет. Здорово, что у меня зрение нормальное, а то бы я тоже поправляла очки, когда волнуюсь, – я очень легко перенимаю чужие дурные привычки. Думаю, привычку называть детей глупыми именами я тоже перейму. Я уже даже имя придумала, для мальчика. Не скажу какое, потому что оно переделывается совсем неприлично.
И вот стоим мы с сумками, смотрим на проводника, а тот смотрит то на фонари, то на провода. И папа безнадежно спрашивает:
– Так мы не едем, что ли?
– Завтра едете, – сказал проводник. – Можете даже не уходить никуда, подождать тут.
– Ну уж нет, – ответила мама и поправила очки. И говорит мне: – Пойдем, девочка наша, мы возвращаемся.
С некоторых пор родители вообще боятся называть меня по имени, как будто я их укушу. В общем, вместо того чтобы нюхать, какую еду едят в вагоне, мы на автобусе поехали домой. Ехали молча, даже я молчала. Приехали домой, а там бабушка цветы поливает. Мы ей ключ дали, чтобы она раз в несколько дней за цветами ухаживала. В общем, смотрим мы на нее, она тоже смотрит на нас и льет в цветы воду. Как-то совершенно не жалея воды. Еще бы жалеть – ведь мы на море поехали, и, если вдруг бабушка всю воду в цветы выльет, то мы с моря еще привезем.
Бабушка решила, что лучше маме сейчас ничего не говорить, и обращается ко мне:
– Дусенька! Вы уже вернулись?
– Да, бабушка, – сказала я. – Только мы цветы уже сегодня поливали. А я Тамара.
– Это ничего, – кивнула бабушка. Видимо, ничего страшного, что меня зовут Тамарой, Дуся из меня все равно куда лучше.