Думаю, не стоит говорить, какую мину Боря состроил на этот раз. Я и сам испугался, но виду не подал. Резким жестом я отодвинул Борину руку и нырнул глазами в его тетрадь:

«Когда вырасту, я хочу стать юристом (аккуратно зачёркнуто) учителем (тщательно зарисовано, угадывается лишь по очертаниям букв)…»

Третью свою предполагаемую профессию Боря обвёл при помощи линейки чёрной рамочкой и закрасил сплошным непроглядным пятном. Начинать разговор с тетрадкой я не хотел, но мириться с нераскрытой тайной хотелось ещё меньше. А Борька ни за что не расскажет, если уж так зачеркнул!

– Третья страница. Четвёртая строчка сверху. Восьмое слово, первоначальный вариант, – сказал я тетради и по привычке решил добавить совершенно ненужное: – Пожалуйста…

– Более точные координаты? – спросила тетрадь.

– Я что, Пушкин? – возмутился я.

– Это не координаты, – серьёзно сказала тетрадь.

– Более точные координаты слова неизвестны, – исправился я.

– Поиск завершён. Объект найден, – через несколько секунд сообщила тетрадь. – От первой точки вниз линия размером в четыре миллиметра. На данном отрезке миллиметр сверху вниз – следующая точка…

Тетрадка постепенно воспроизводила движение Бориной шариковой ручки во время написания злополучного слова, а я чувствовал себя заправским дешифровщиком, пытаясь представить себе общую картину. Подобное поведение тетрадей казалось мне слишком уж неромантичным – ведь они таким же образом относились к любым текстам! Даже к стихам и книгам…

В результате оказалось, что Боря хотел быть певцом!

Задумавшийся Боря, который никак не мог придумать профессию взамен трёх зачёркнутых, наконец-то обратил на меня внимание.

– Элька, хватит плавать у меня в тетради, – шепнул Боря. – Ты мне сосредоточиться мешаешь.

– А ты не точься, – предложил ему я. – Ты дай профессионалам точиться, а сам готовься к светлому будущему – обучению певцов юридической грамоте.

– Свинья, – прошипел Боря.

– Где? – искренне поинтересовался я.

Уточнять Борька не стал, а лишь снова закрыл тетрадь рукой, опустив на неё голову. Жажда творческой деятельности меня не покидала.

– Борька, – жалостливо сказал я. – Давай я за тебя сочинение напишу, а?

Тот замотал головой, не убирая её с руки – поэтому затряслась вся парта, отбивая барабанную дробь по паркету. Учительница немного осуждающе посмотрела в нашу сторону:

– Боря, не шуми.

– Видишь, ты её расстраиваешь! – с надрывом в голосе сказал я. – Как ты можешь? Она тебя всему научила, а ты не соглашаешься на простую просьбу ребёнка… П-п-педаго-о-ог…

– Я сейчас из тебя такого педагога сделаю, – сказал Боря почти одними губами, зная, что я услышу. – Если не замолчишь. Разрешить тебе за меня писать сочинение – всё равно что пожелать в школе на второй год остаться.

Это мне что-то напомнило.

– Ты мне должен желание, – обрадовался я. – Помнишь?

– Не, – бесстыдно соврал Боря и отвернулся.

Я вкрадчиво поинтересовался:

– Напомнить? Кухня. Еда. Поход в школу. В общем, так – я диктую, ты записываешь.

Боря громко вздохнул, взял ручку и выжидательно посмотрел на меня. Я воспринял это как сигнал к действию:

– Я хочу быть морем…

– Это писать? – удивлённо переспросил Боря.

– Писать, конечно! И не мешай свободному полёту творческой мысли.

«Я хочу быть морем… Это я решил давно, в тот период, когда я много размышлял, сомневался, придумывал. Тогда мне это показалось удачной шуткой, я даже рассказал её паре-тройке знакомых. Как анекдот.

– Из тебя бы получилось хорошее море, – сказал серьёзно один из них.

С тех пор я стал мечтать. Выбирал время, когда вокруг никого не было, стараясь не прислушиваться к ветру и другим болтунам. Пусть себе разговаривают. Что мне до них? Ведь я – настоящее море. Светящееся море.

Мне непременно хотелось быть таким!

Оставить мудрость и доброту всех морей мира вперемешку с собственной непосредственностью и безалаберностью. if светиться…

Во время шторма брызги разбивающихся волн будут превращаться в искорки и улетать вверх, никогда не возвращаясь. Но я всё равно буду их чувствовать – там, в вышине. if они меня. Им будет весело и радостно.

А я буду разукрашивать ночи в яркое. И если кому-то станет ужасно грустно, он будет ходить по вечерам ко мне в гости. Купаться, разговаривать. Ему будет казаться, что море ему отвечает. Он не узнает никогда, что это на самом деле так…

Я мечтал стать морем, мудрым и добрым, но вместе с тем не хотел быть старым! Пусть я буду молодым морем. Даже маленьким. Ведь иногда мне захочется играть, резвиться и бегать ногами-волнами, поднимая переливчатый шум. Взрослым так поступать нельзя. Вернее, нежелательно.

Я задумывался – интересно, море действительно может быть ребёнком? Или это всегда море, и всё? Когда я смогу превратиться, то обязательно узнаю.

«Хочу быть серебристым морем» – это мой заговор от грусти. Тайное заклинание от всяческих бед.

…Я хотел быть морем – серебристым и светящимся, как ночные звёзды. Сегодня я с ним встретился. Морем оказался первоклассник Вадик…»

Продиктовав последнее предложение, я почувствовал себя немного странно. Мне было и плохо и хорошо. Казалось, что я сделал нечто важное. По крайней мере для себя…

Боря смотрел на меня, будто ждал ещё чего-то.

– Всё! – сказал я ему. – Расчёт окончен. Можешь сдавать.

Боря молчал и продолжал смотреть на меня так же.

– Ну чего? – смутился я. – Что… плохо так, да?

– Элька! Ты поэт…

В голосе Бори звучали уважение, гордость за меня и даже зависть немножко. Я расцвёл, но виду не подал:

– Это же не стихи.

– Не стихи, – согласился Боря. – Ну и что? Необязательно писать стихи, чтобы быть поэтом. Здорово у тебя получается. Только вот…

– Что? – встревожился я.

– Да ничего, просто хвалить-то меня потом будут. А это нечестно. Это – твоё.

– Ерунда, мне не жалко, – сказал я Боре и почувствовал, что жалко до ужаса! – Ты только потом расскажи, как хвалили. Можешь хвалебную речь даже на листочке записать.

– Я лучше расскажу, – улыбнулся Боря.

Семейный ужин в самом разгаре

К вечеру моё настроение немного улучшилось. Хоть мне снова пришлось надеть платье – ведь взрослым нельзя было рассказывать про превращения. Борина мама решила приготовить в честь гостьи (то есть меня, конечно же) пирог! Борин папа в честь гостьи принёс бутылку пива. Я радостно протянул к ней руки, но дядя Миша засмеялся и сказал, что если и угостит меня этой бутылкой пива, то только с пятнадцатилетней выдержкой. При этом он пожалел, что так долго пиво не живёт, особенно эта бутылка. Я повздыхал вместе с ним. Поговорив, мы пришли к выводу, что с этим надо что-то делать, но что именно – не придумали. Одним словом, в лице дяди Миши я нашёл интересного собеседника.