– До свидания!
По дороге домой Петька внезапно поинтересовался, есть ли у Борьки дома варенье. И, если есть, то какое именно и в каком количестве. Прежде чем узнать тайну тетради, они решили это произведение прочитать. А без варенья прочитать, похоже, не получится. Да и владелец тетради об этом говорил…
– Есть, – сказал Борька, открывая двери. – Ревневое. Мно-о-ого…
– Ревневое? – удивился Петька. – Это какое?
– Не ревневое, а ремневое! – сказал внезапно появившийся в дверях Борькин папа. Чем-то очень недовольный и наверняка злой… – Ремнёвое, я бы даже сказал! Просто завались у нас ремнёвого варенья! Ешь его большой ложкой маленькими порциями! Вас где носило, друзья-товарищи? Один больной, другой здоровый? А?
Борька опустил глаза. Вот всегда так получается! С одной стороны, у тебя – сверхспособности. Желание помогать всему миру и его окрестностям. С другой – родители, которые об этих возможностях знать не должны… Как это несправедливо! Борька ощутил резкий приступ зависти к Боруэлле, которая уж точно никогда не задумывается, применять ей свои способности или нет, а просто с ними живёт. Наверное, чтобы такого эффекта добиться, нужно очень долго тренироваться. Лет пять, а может и две недели.
Петька тоже опустил глаза, за компанию. И трагическое лицо, как у Борьки, за ту же компанию изобразил. Но, в отличие от Борьки, он ни о чём не думал, а просто тихо и настойчиво хотел домой. Варенье ему уже не нужно было ни капельки. Так, минутный порыв… Но оставлять друга в такую опасную минуту он не решился.
– А? – повторил свой вопрос Борькин папа.
– Ага, – глухо сказал Борька в пол.
– Чего? – переспросил Борькин папа.
– Ничего, – ответил в пол Борька.
Неизвестно, какими местоимениями и прочими частями речи закончилась бы эта дискуссия, если бы в коридор не вышла Борькина мама, сильно пахнущая валерьянкой.
– Жив, – сказала она тихо. – Боренька…
– Конечно, жив, – сказал Борька, не поднимая глаз. – Куда бы я подевался…
– Я так переволновалась! Ты с утра был таким слабым, таким слабым, что по дороге на работу я подумала – предупрежу всех и сразу домой. Позвонила – никто трубку не берёт! Ну, думаю, или в больницу уже увезли, или… – мама вдруг заплакала. – Я Мише на работу позвонила, поехали… дома никого… позвонили знакомым…
– Получат они у меня ремнёвого варенья! – повторил Борькин папа и погрозил кулаком: – А ну марш в комнату! Болельщики…
Впрочем, родители быстро отошли и даже позвали мальчишек поесть, что было весьма кстати. За столом Борькин папа только побурчал немного, мол, нельзя же настолько экстремально прогуливать уроки. Но день всё равно был испорчен. В довершение этого небо за окном затянуло тучами и полил сильный дождь. Стало невыносимо грустно. Все наперебой стали глубоко вздыхать, каждый по своей причине. Петька – за компанию. После нескольких вздохов Борькин папа случайно зевнул. Его примеру последовала мама.
– Пойдём отсюда поскорее, – шепнул Борька Петьке. – А то уснём все…
Взяв дымящиеся кружки с чаем, мальчишки отправились в детскую. Настроение было всё ещё грустным, но жизнь потихоньку налаживалась…
– Почитаем? – спросил Петька, показывая взглядом на тетрадь.
– Можно… – сказал Борька. – Как ты думаешь, о чём она?
– Древность, наверное… – с сомнением сказал Петька. – Про любовь всякую. Или про разведчиков.
– Или про путешествия, – предположил Борька. – Или про пиратов.
– Хотя чего гадать? – сказал Петька и открыл первую страницу. Она была плотно заполнена текстом, написанным «квадратным», почти печатным почерком.
«В нашем доме каждый знал Ясика. Кроме меня и моих родителей. По правде сказать, я и во всём городе-то никого не знал… Переезд – дело, знаете ли, нешуточное. Тогда мне было всего лет десять, я был конопатым и непослушным (по мнению родителей) ребёнком вполне стандартной наружности.
Ясик был другим.
Совсем худенький, он почти до самых морозов ходил в шортиках и в футболке. А в морозы он носил вельветовые брюки и лёгкую рубашку. И никогда не болел.
– Это лишнее, – говорил он. – Зачем?
– Но ты же мёрзнешь? – спрашивали его.
– Ничуть, – улыбался Ясик и протягивал ладонь. Тёплую-тёплую, как летний солнечный день.
Как бы вам поточнее описать его внешность? Однажды мне попался рисунок… Это была открытка – поздравление то ли с Новым годом, то ли с днём рождения. Если бы я её сохранил, то просто показал бы. Но спустя некоторое время я подарил её Ясику. Без праздника, а потому что захотелось. «Да, это я», – сказал он тогда. Впрочем, я забегаю вперёд…
На рисунке была зимняя осень – это когда первый снег слегка покрывает оранжево-красные сухие листья… Они лежат на дороге, длинной, уходящей вдаль – может быть, и в другие миры. На листьях босиком стоит мальчишка в шортах и майке. В руках у него цветы – маленькие синие точки на тоненьких стебельках. Их много, как будто он дарит их всему миру. Или каждому жителю нашего дома… У мальчика большие глаза, слегка раскосые. Длинные ресницы. Такие всегда нравятся девчонкам… Густые чёрные волосы, давно не стриженные. Острый подбородок. И улыбка.
Типичная Яськина улыбка, которая отчетливо видна на серьёзном лице. Были люди, которые этой улыбки якобы не видели, а видели хмурого тощего мальчишку. «Не из нашего дома», – так называл этих людей Ясик и смешно разводил руками. Впрочем, это я уже не о рисунке.
Он всегда здоровался. И говорил такие вещи, от которых мурашки по коже бежали. Иногда предсказывал, а иногда – советовал. Часто делал и то и другое вместе. В его словах никто и не думал сомневаться. Ходили даже слухи, будто Ясик мог то ли слушать вещи, то ли просто понимать…
– Здравствуйте, бабушка Аля! Вы присмотрите за Снежком сегодня. Будет пытаться сигануть в окно, он там птичку увидит.
– Здравствуй, Ясенька, спасибо тебе, милый. Буду держать окно закрытым!
– И форточку, – напомнил Ясик. – Её тоже.
– Закрою, мой хороший.
При всём при этом никто не знал, в какой квартире Ясик живёт. Никто никогда не видел его родителей. Но это никого не удивляло, более того – никто даже не задавался этим вопросом.
А в тот день я был сердит. На папу, на маму, на самого себя. Забыть при переезде книжки! Мои книжки! Они так и остались в коридоре за дверью, целая связка, огромная. Все так спешили… Быстрее, быстрее, на поезд опаздываем… Мне хотелось плакать, когда я вспоминал, что я потерял.
Во-первых, тоненькие детские книжки. Нет, я, конечно, уже был не маленьким, и читал более серьёзную литературу. Но раз за разом, когда я начинал просматривать эти книги, то увлекался – и тратил на беглый просмотр (с беглым пропитыванием) весь день. Кроме того, там были картинки – такие красочные и интересные почему-то рисуют только для маленьких. И, когда я перелистывал страницы, я находился в картинной галерее, в своеобразном детском музее… Словом, культурно обогащался.