– Борька… – шепнула я. – Ты спишь?
– Пока что нет, – тихо и невнятно сказал он.
– Слушай, Борька… А почему тебя Отвёртка Лопатой величал? Это случайно, или…
– Не случайно, – сказал он нехотя. – Из-за фамилии. Я же Веткин. Ветка – дерево – лопата…
– У вас что, класс с гуманитарным уклоном? – догадалась я. – Ассоциации неслабые. Почти как «деньги – кошелёк – бейсболка».
– Не, никто из класса у нас никуда не уклонялся. А при чём тут бейсболка? – заинтересовался Боря.
– Как при чём? Куплена на деньги из кошелька!
– Эх… Смешная ты, Элька.
– Элька? – удивилась я, даже приподнялась на локте. – Какая такая Элька?
– Бо-рю-элька, – улыбнулся Боря сквозь темноту.
По крайней мере мне показалось, что я вижу, как он улыбается.
Я улыбнулась в ответ.
И уснула.
…Среди ночи меня разбудило какое-то странное, неизвестное до этих пор чувство внутреннего противоречия. Я испугалась – неужели действительно туманная моя сущность так широка, что не вмещается в маленькое детское тельце? Неужели мне снова, вот уже который раз после превращения, грозит гибель, и теперь по-настоящему?
Я подошла к Боре и подёргала его за плечо. Никакой реакции! Подумав, я потянулась к Бориной пятке, которую он предусмотрительно высунул из-под одеяла, и пощекотала.
– Ты чего?! – испуганно подскочил он.
– Борь… – неуверенно сказала я, переступая с ноги на ногу. – Я себя неважно чувствую. Мне будто что-то мешает. Очень.
– Ой, извини! – схватился за голову Боря. – Пойдём, провожу тебя, куда следует. И свет включу, ты сама не дотянешься. Рассказать тебе о необходимой очерёдности действий?
Следующее моё пробуждение пришлось уже на утро.
Первого, кого я увидела после пробуждения, так это Борю. Он сидел на своей кровати и не сводил с меня глаз. Я даже засмущалась, о чём незамедлительно ему сообщила.
– Смотри на потолок, – сказала ему я. – Он симпатичнее.
Боря удивлённо расширил глаза и уставился на меня ещё пристальнее.
Обидно, когда пробуждение не сулит ничего хорошего. Те же руки, ноги, голова… Боря ведёт себя как-то странно. А главное – эта осенняя муха не прекращает ныть, пытаясь пролететь сквозь стекло. Свободу ей, видите ли, подавай. Не люблю мух. Скандальные они, сплетничать любят. Обо мне чего только не говорили! Даже ходили среди них слухи, будто я – заколдованный пчелиный рой, который во что бы то ни стало нужно расколдовать, а потом уничтожить. Наивные! Вот и сейчас эта крылатая угроза всего вкусного и сладкого никак не хотела умолкать:
– Кругом шаманство! – возмущалась она. – Повадились эти люди воздух сгущать! Ой… Эти шишки с моей бедной головы сойдут только в следующем веке, да и то при особом старании пластических хирургов. Ай…
Там, где она говорила «ай» или «ой», я постоянно слышала ещё и «дзынь», что символизировало очередной удар о стекло.
Я попыталась отвлечься от ноющего му-хозавра. Тем более что заныл ещё и Боря.
– Я пробовал, пробовал, – вдруг сказал он дрожащим голосом. – Я уже час назад проснулся и всё пытался тебя превратить. И! Ничего! Не получается!
Дело плохо, решила я, раз уж Боря разучился складывать слова в предложения. Я попыталась его утешить:
– И что, совсем-совсем ничего не получилось? Может быть, хотя бы на несколько веснушек меньше стало?
Боря посмотрел на меня ещё раз и отмахнулся:
– Не знаю насчёт тебя, но передо мной сидит сейчас всё та же вчерашняя девчонка. С повышенным уровнем вредности!
– Странно, но передо мной никакой девчонки не сидит! – сказала я, надеясь, что Боря хотя бы улыбнётся.
Боря на шутки сегодня никак не реагировал и снова отмахнулся. Мне это не понравилось.
– Всё-таки что-то в лице изменилось, – серьёзно сказал он. – Только понять не могу, что именно… Вроде бы всё на месте.
Я хмыкнула и отвернулась. Поэтому снова услышала вопли:
– Разнесу, разбомблю, уничтожу! Дайте прорваться! Меня на улице девчонки ждут! Я не могу пропустить встречу у банки с мёдом! Помогите!
– Выпусти ты её, – буркнула я. – Видишь, убивается.
– Кого выпустить? – непонимающе спросил Боря.
Вообще-то я спокойная, но тут не выдержала:
– Не меня же! Это стеклопробивающее устройство! Муху! Она уже полчаса ноет, ты что не слы… – и запнулась.
Потому что догадалась – Боря мухи не слышит. Как не слышит и недовольного бульканья оконного стекла, которое всё не хочет просыпаться.
Боря не слышит.
– Борька! – радостно подскочила я на кровати. – Я слышу! Я стала почти такой же, как раньше, только другой! У тебя получилось! Ну почти получилось.
– Правда? – недоверчиво поднял глаза Боря.
– Правдивее не бывает. Это лучше, чем ничего, честное слово!
Боря заулыбался и, довольный, растянулся на кровати.
– Э, ты чего разлёгся? – толкнула его я. – Сначала выгони муху. Потом мне ещё раз свет включи. Ты сам говорил, что я не дотянусь.
Похоже, от радости Боря был готов на всё. У меня промелькнула мысль, что неплохо бы попросить немного денег на карманные расходы – всё-таки мне ещё день, видимо, придётся побыть неким подобием человека. Но я решила не омрачать Бориного счастья и удивилась собственной щедрости.
Чуть позже из специализированной комнаты гигиенического назначения донёсся мой радостный вопль:
– Борька! Молодец! Знал бы ты, какой ты молодец! Ты бы знал бы, ты… ты, Борька! Здорово!
– А? Чего? Где? – растерянно спросил Боря.
– Я стесняюсь. Лучше потом на ухо шепну.
Боря глупо захихикал, когда услышал мою сногсшибательную новость.
– Мальчишеская стрижка будет? – нетерпеливо спросил я и замотал головой.
– Ты что! – возмутился Боря. – Никаких стрижек.
– Тогда я сам постригусь. Дай ножницы! – потребовал я.
– Ну куда ты так торопишься! Резать – не растить! Стрижка твоя, то есть её отсутствие, нам ещё пригодится, поверь мне, умудрённому опытом человеческого существования! У меня есть некоторые соображения на этот счёт.
– Какие такие соображения? – подозрительно спросил я.
– Позже, – сказал Боря, закрывая разговор. – Позже я тебе всё расскажу. В школу со мной пойдёшь?
Боря вытаскивал меня из-под дивана за ноги, за руки, а потом за ночную рубашку, в которую я был до сих пор облачён. Я мычал, сопротивлялся и забирался как можно дальше к стенке. Боря перешёл от физического воздействия к моральному – начал меня уговаривать: