— Откуда ты это узнал, Бэзил? Я думала, вы с Дебби не встречаетесь в будние дни.
— В прошлый четверг я позвонил ей в десять часов вечера, и к телефону подошел Чарльз. А вчера я за ними следил.
— Что ты делал?
— Я узнал, что он снова в городе, трудится над своей дурацкой статьей, или еще над чем-то. После работы я за ними следил. Сначала они поехали в бар, а потом я видел, как они прошли к Дебби. Я ждал, пока они не выключили свет. Последним погасло окно в спальне.
— Что ж, это в порядке вещей, разве нет?
— Да, если он спал в комнате для гостей.
— Бэзил, у тебя развивается паранойя.
— Даже параноикам иногда изменяют их девушки.
— Я уверена, что всему есть очень простое объяснение. Впрочем, спрошу у Чарльза. Я увижу его в выходные.
— Что ж, уже легче.
— Почему?
— Дебби утверждает, что на выходные поедет к родителям. Ума не приложу, что вы, женщины, находите в Чарльзе? По-моему, он просто снулая рыба.
— Я не хочу обсуждать с тобой достоинства Чарльза, — сказала Робин и повесила трубку.
Через некоторое время позвонил Чарльз.
— Дорогая, — сказал он, — ты не рассердишься, если я все-таки не приеду в эти выходные?
— Почему? — спросила Робин и удивилась, отметив, что ее слегка трясет.
— Хочу дописать статью про Сити. В Кембридже есть один парень, который сотрудничает с «Марксизмом сегодня», так вот он заинтересовался моим творением.
— Значит, ты не поедешь навестить маму Дебби?
В трубке повисло удивленное молчание.
— А почему, собственно, я должен это делать? — наконец спросил Чарльз.
— Мне только что звонил Бэзил, — объяснила Робин. — Он сказал, что ты ночевал у Дебби. Дважды.
— На самом деле трижды, — спокойно уточнил Чарльз. — А что, есть причина, по которой я не могу там переночевать?
— Конечно нет. Просто интересно, почему ты мне об этом не рассказал.
— Я не счел это существенным.
— Понятно.
— Честно говоря, Робин, мне кажется, что ты немножко ревновала меня к Дебби, и я не видел необходимости лишний раз тебя провоцировать.
— Я ревновала? С чего бы это?
— С тех деньжищ, которые она заработала.
— Мне глубоко плевать, сколько она заработала, — с чувством сказала Робин.
— Дебби оказала мне неоценимую помощь в подготовке статьи. Поэтому я и остался у нее — спокойно поговорить. Не понимаю, как она вообще работает. Это же кромешный ад в одной отдельно взятой комнате. Невероятно.
— Так ты не спал с ней?
И снова тяжелое молчание.
— В техническом смысле — нет.
— Как это — в техническом смысле?
— Ну, я делал ей массаж.
— Ты делал ей массаж?! — Перед глазами Робин возникла живая и неприятная картина: обнаженная Дебби извивается от удовольствия под жирными от масла пальцами Чарльза.
— Да. Она была очень взвинчена. Конечно, это специфика ее работы, постоянный стресс… Она страдает мигренями…
Пока Чарльз описывал симптомы недомоганий Дебби, Робин быстро проанализировала двусмысленную ситуацию. Он делал ей массаж, их массаж. Можно ли считать этот массаж изменой, если он сделан третьему лицу? И можно ли вообще говорить об измене применительно к ней и Чарльзу?
— Честное слово, мне не интересны все эти подробности, — сказала Робин, перебив Чарльза на полуслове. — Я просто хочу прояснить самое главное. У нас с тобой свободные взаимоотношения, лишенные каких бы то ни было обязательств, во всяком случае после моего переезда в Раммидж.
— Именно так я и думал, — ответил Чарльз, — и я рад услышать это от тебя.
— Но Бэзил относится к этому иначе.
— Не беспокойся о Бэзиле. Дебби все уладит. Мне кажется, она была слегка охмурена им. А он — типичный собственник. По-моему, она хочет с моей помощью поставить его на место.
— И ты не возражаешь против того, что тебя используют?
— Но я ведь ее тоже использую. Для написания статьи. А у тебя как дела? — вдруг спросил он, явно стараясь перевести стрелку.
— Отлично. На следующей неделе я еду во Франкфурт.
Она сказала это вдруг — просто вырвалось, потому что только об этом и думала.
— Правда? Каким образом?
— По Теневому Резерву. Вик Уилкокс в среду летит туда на выставку, и мне придется поехать с ним.
— Слушай, это просто здорово.
— Вот и я так подумала.
— И сколько ты там пробудешь?
— Два дня с одной ночевкой. Вик говорит, что в шикарном отеле.
— Могу я приехать в следующие выходные?
— Пожалуй, нет.
— Хорошо. Ты ведь на меня не сердишься?
— Конечно нет, — ответила Робин и засмеялась чуть резче, чем было нужно. — Я тебе позвоню.
— Хорошо. — В голосе Чарльза слышалось облегчение. — Что ж, желаю насладиться Франкфуртом.
— Спасибо.
— А что с занятиями, пока тебя не будет?
— Посоветуюсь с Лоу, — сказала Робин. — В конце концов этот Теневой Резерв — его затея.
На следующее утро после десятичасовой лекции Робин постучалась в дверь кабинета Филиппа Лоу и спросила, может ли он уделить ей несколько минут.
— Да, да, входите, — пригласил Лоу. В руках он держал толстую пачку каких-то ксерокопий, и вид у него был измученный. — Вы случайно не знаете, что такое «вирамация»?
— Извините, нет. А в каком контексте?
— Это документ, касающийся следующего совещания ректоров и деканов. Здесь сказано: «В настоящее время ресурсы распределены по всем кафедрам для использования руководством без права их вирамации».
Робин покачала головой.
— Никаких догадок. Более того, это слово мне явно раньше не встречалось.
— Вот и мне тоже, пока не начались сокращения. Потом оно вдруг стало появляться чуть ли не во всех документах — в протоколах комиссий, отчетах рабочих групп, циркулярах УГК. Вице-канцлер его просто обожает. Но я до сих пор не знаю, что за ним скрывается. Его нет в «Кратком Оксфордском словаре». И в других моих словарях тоже.
— Как странно, — сказала Робин. — Но почему вы не спросите кого-нибудь, кто знает? Например, того, кто написал этот документ.
— Казначея? Я не могу спросить его лично. Я месяцами просиживал на заседаниях комиссий и горячо обсуждал вирамацию при казначее. Теперь я не могу признаться, что не понимал, о чем шла речь.