Антонен не мог смириться с распущенностью городских отбросов. Когда-то в Англии таких людей метили каленым железом, продавали в рабство, помещали в богадельни или монастыри, чтобы научить добродетелям труда. Любопытную исправительную машину изобрели голландцы: бродягу, не желавшего работать, сажали в подвал, который наполнялся водой. Если он переставал откачивать воду, то тонул. Суровый, но действенный урок.
Антонен жил теперь двойной жизнью: риелтор днем, охотник, следопыт вечерами. Придя с работы, он переодевался и шел обшаривать Париж в поисках какого-то несуществующего решения. Чего он, собственно, искал? Он сам не знал, но так продолжаться не могло! Он хотел открыться Монике, но они были недостаточно близки. Однажды он признался ей, показав на валяющегося в подворотне клошара:
— Эти люди мне омерзительны…
— Не нервничай, миленький, просто не смотри на них!
И наконец его осенило: он делал большую воскресную уборку, именуемую у него чрезвычайной и занимавшую от четырех до шести часов. Вымыв пол специальной тряпкой, выписанной из Скандинавии, он случайно наткнулся на пару ботинок — тех самых, которыми он избил пьяницу восемь месяцев назад. Он поместил их, образно говоря, в карантин, убрав в дальний угол шкафа «в наказание». Он поморщился, увидев на них слой пыли, и дважды начистил их, пока они не заблестели как зеркало.
И тут вдруг все стало ясно.
Эти ботинки указали ему путь.
Все его блуждания, все терзания последних месяцев обрели смысл в этой элегантной и изысканной паре обуви. Ботинки были орудием возмездия. Он поцеловал их, прижал к груди как ребенка.
Вот оно — решение.
Он не осмеливался облечь его в слова.
Это было невыразимо.
Есть жизни, которые стоят больше других.
Но многие, очень многие стоят меньше — вот истина.
То было обращение — мгновенное.
От потрясения Антонен опустился на пол, обхватил голову руками, борясь с головокружением. Так он пролежал в прострации несколько часов, не в состоянии ни двигаться, ни говорить. Моника нашла его на полу среди разбросанных вещей и вызвала «скорую помощь». Врач диагностировал приступ тетании [6] и сделал успокоительный укол. Когда назавтра она попыталась его расспросить, он не захотел отвечать. Она заключила, что дело в связи на стороне и замкнулась во враждебном молчании. Он мог бы успокоить ее, сказав правду, но не снизошел до этого.
Он не должен был этого делать.
Он был не прав.
Он вспылил.
Но и пес не должен был этого делать.
В мире и без того хватает беспорядка, он не потерпит хаоса у себя дома, да еще вдобавок со стороны четвероногой твари!
Моника уехала на три дня в Базель на конгресс по новым технологиям. Ей предстояло сделать там важный доклад о термической изоляции старых домов, которые называли «энергетическим ситом». Она попросила Антонена об услуге, в знак ее бесконечного к нему доверия: может ли он взять к себе Капитана Крюка? Это налагало регулярные обязанности: выгулять собаку утром, в полдень и в последний раз вечером, подольше. Кормить ее разнообразной пищей: фрукты, овощи, мясо. Мыть каждый день специальной рукавичкой из конского волоса. Ежевечерне протирать лосьоном от блох. Капитан Крюк был меломаном: немного Верди, Пуччини по вечерам и, конечно, его любимая песня — «Wot» Кэптена Сенсибла, хит 1980-х годов, которую он обожал за ритм и за слова, напоминавшие ему его имя. Он мог слушать ее десять раз подряд.
Капитан Крюк очень любил Антонена.
В самом деле.
Он любил свободные, открытые натуры…
— И потом, — она покраснела, — если малыш будет, как бы это сказать, слишком нервничать, Антонен сумеет снять напряжение.
— Снять напряжение, но как?
— Ты прекрасно знаешь как… — Она замешкалась, подбирая слова. — Ты можешь его… — Соединив по два пальца на каждой руке, она изобразила кавычки, но слов так и не нашла.
— Я не понимаю.
Ее лицо залилось краской.
— Я хочу сказать, побольше разных упражнений. Он так нуждается в любви.
Антонен, видно, не смог скрыть удивления, потому что она тут же дала задний ход.
— Как хочешь, я только предложила. Со мной он подолгу гуляет, мы бегаем часами, но три дня уж как-нибудь продержится.
Поначалу Капитан Крюк вел себя хорошо. Спал он в корзинке из душистой кожи. Ходил за Антоненом хвостом повсюду, в агентстве терся о ноги всех женщин — тех смешило его вздутие между лапами. Вот бы их мужьям такую силу! Антонен, краснея, извинялся. В первый же вечер, когда Антонен включил его любимую песню — «Не said Captain, I said wot?», — Капитан Крюк лег на спину и, выставив напоказ половой орган и дрыгая лапами, казалось, ждал от хозяина недвусмысленного жеста. Антонен не обратил на него внимания, и пес, печально заскулив, улегся спать. Но проснувшись утром, он забрался на кровать и лег на бок все так же во всеоружии. Он просил ласки. Антонен с достоинством отстранил его. В этот вечер он решил начистить столовое серебро, доставшееся ему от бабушки со стороны матери. Он как раз купил новый состав швейцарского производства для чистки серебра, который давал абразивный эффект без вредных последствий. Он расставил все на пластиковой пленке, подложив под нее газетный лист, и взялся за тряпку. У нового средства был один недостаток: оно оставляло пятна на неметаллических поверхностях — мраморе, камне, дереве. Не успел он начать, как Капитан Крюк запрыгнул на стол и принялся лавировать между вилок и ложек. Шерсть у него стояла дыбом от возбуждения, он рычал, и даже музыка не могла его успокоить. Да что же это за собака? Машина какая-то, вечный двигатель? Антонен призвал его к порядку. Он все понимает, осталось потерпеть сутки до возвращения хозяйки. Пес нервно залаял, тяпнул Антонена за руку, несколько раз вильнул задом и, застигнув его врасплох, всунул свою горячую штучку прямо ему в ладонь. Антонен пронзительно вскрикнул. А маленький, не больше карандаша, собачий член уже заходил ходуном на манер обезумевшего метронома, подрагивая от возбуждения. Пес задел бутылку, ее содержимое выплеснулось на газету и потекло со стола на пол. Ядовитый состав тотчас разъел лакированный паркет, образовав лужицу в форме теста Роршаха.
Это было чересчур.
А ведь Антонен его предупреждал.
Чисто рефлекторно он схватил расшалившегося пса, распахнул окно и выбросил его наружу. Даже не успев понять, что с ним случилось, Капитан Крюк с визгом разбился о плиты внутреннего двора. Шел дождь, уже стемнело, все окна были закрыты, жильцы ужинали или смотрели надрывавшиеся в гостиных телевизоры.