— Ну а как насчет сыра?
— К сыру у меня двойственное отношение, — тоже улыбнулась я.
Несколько дней назад со мной произошло примерно то же самое — я не могла остановиться, разговаривая с Делом, и ему это не очень понравилось.
Карсон отпустил мою руку.
— Так что насчет мороженого… Ты и правда видела его?
— Ну да.
— Угостишь?
Этот вопрос пробудил в моем сердце все возможные разновидности счастья.
— Я думала, ты пришел, чтобы повидаться со Скоттом.
— Он подождет. — Карсон слегка подтолкнул меня плечом. — Как ты считаешь?
Я, взглянув на него, решила, что поесть вдвоем мороженого — вовсе не смертный грех, и, возможно, это отвлечет меня от грустных мыслей.
— Конечно, подождет.
Карсон последовал за мной вниз. На кухне я достала серебряные приборы и креманки и начала накладывать в них мороженое. Свою порцию Карсон посыпал тертым шоколадом. Я последовала его примеру, и мы уселись за барную стойку лицом друг к другу.
— А где родители? — спросил он, перемешивая шоколадную стружку.
— Где папа, я не знаю, а мама уже в постели. — Я наклонилась вперед и добавила приглушенным тоном: — Я думаю, больше ей особо нечем заняться… Она всегда была такой?
Карсон поднял на меня глаза и поднес ложку ко рту.
— Я довольно редко видел ее. Она не одобряла мои визиты, поэтому я обычно старался приходить к вам пореже.
— Почему? — нахмурив брови, спросила я.
Карсон помешал начавшее таять мороженое.
— Думаю, это все из-за моего отца. — Помолчав и пожав плечами, он продолжал: — Она, наверное, думает, что я украду что-нибудь ценное.
Я так сильно сжала ложку, что не удивилась бы, если бы согнула ее.
— Ну что за чушь! Твой отец ничем не отличается от моего. Они просто делают разную работу. Я не думаю, что это так важно.
Он снова посмотрел на меня тем же самым взглядом, отчего я почувствовала себя пазлом, к которому он не знал, как подступиться.
— А ты знаешь, я всегда находил это забавным.
— Что именно?
— То, что однажды сказал мне Скотт: ваш отец был практически таким же, как мой, пока не встретил вашу мать. У него не водилось денег, он был из простой семьи, ну и все прочее, поэтому я никогда не мог понять, как они нашли общий язык.
А это был пазл, к которому я не могла подступиться.
— Я и сама не знаю, ведь моя мать родом…
— …из потомственной денежной аристократии. И их потянуло друг к другу? Может быть, он попросту очаровал ее?
На моем лице появилась улыбка, когда я представила себе, как отец завоевывает сердце матери, пуская в ход весь романтический арсенал, но потом подумала о том, в кого они превратились сейчас. Отношения между мной и моей щеткой для волос были более романтическими, чем отношения между родителями.
Карсон зачерпнул полную ложку мороженого, да еще с верхом.
— Вкуснятина.
Наблюдая за его раскопками в креманке, я дождалась, пока большая часть моего мороженого растаяла, и принялась размешивать его, превращая в подобие пудинга. Карсон, увидев это, рассмеялся.
— А мне нравится такое, — с улыбкой возразила я.
— Да, ты делала так в детстве и этим буквально сводила свою маму с ума.
Шоколад стекал с моей ложки, его крупные капли шлепались в креманку, а я смотрела на Карсона изучающим взглядом.
— А мы действительно были лучшими друзьями?
Он утвердительно кивнул.
— Да, были… И долгое время мы были неразлучны.
Уже, наверное, в тысячный раз после того, как я узнала, что имя «Карсон» было ответом на мой проверочный вопрос, я пыталась представить нас за общими занятиями и делами — играми, уроками, шалостями. Как это ни печально, ничего конкретного мне вспомнить не удалось, несмотря на все мои старания. Если уж говорить по-честному, то, возможно, именно отсутствие тех воспоминаний я переживала больше всего.
— У тебя такое лицо, — заметил Карсон, взъерошивая свою шевелюру, — как будто ты чем-то недовольна. Может, компания неподходящая, а?
— Да ну что ты! Совсем наоборот, — заверила его я. — Просто мне не дает покоя то, что я не могу ничего вспомнить. Я думаю… мне наверняка понравились бы эти воспоминания.
Наши взгляды на мгновение встретились.
— Но я ведь все помню! Если хочешь, могу поделиться с тобой самыми яркими воспоминаниями.
Я не могла сдержать радостную улыбку.
— Я бы очень хотела этого.
И Карсон сдержал обещание. Когда мы покончили с мороженым, он уже прошелся по самым памятным событиям нашего детства. Рассказал, как мы гоняли на велосипедах, лазили по деревьям, плавали, строили крепости из веток — мы все это делали. Оказалось, что я даже сломала руку и Карсону тоже. Это произошло, когда мы прыгали с одной из скал на Дьявольской берлоге, и я потащила его за собой. Из-за этой травмы он пропустил целый сезон в Детской бейсбольной лиге.
Скотт оказался прав — в детстве мы были практически неразлучны.
Пока Карсон говорил о нас, вокруг его глаз собрались мелкие морщинки, пристальный взгляд не отрывался от меня, а горящие любовью глаза сияли, как лазурит. Когда он умолк, я почувствовала внезапную тяжесть в груди. Часть рассказанного им мне понравилась; временами от счастья я была готова воспарить, но кое-что вызывало смущение и стыд.
— Мне очень жаль, что я так себя вела все это время, — снова сказала я. Тот факт, что я по-доброму относилась к его матери, а потом и к нему после ее смерти, никак не повлиял на все остальное. — Ты не заслужил такого отношения… Да, в общем, я докатилась.
Карсон хотел было возразить, но не стал. Через несколько секунд он наклонился вперед, скрестив руки на барной стойке.
— Скажу тебе честно, хорошо? Когда ты извинялась раньше, я был… как бы это сказать… для тебя никем. И когда я вспоминаю, каким было твое отношение тогда, мне трудно поверить в то, что ты говоришь сейчас.
Я съежилась и вдруг пожалела, что съела столько мороженого, которое, похоже, свернулось у меня в желудке.
— Я понимаю…
— Нет. Ты не понимаешь. — Наши глаза встретились. — Ведь я почувствовал, что тебе действительно плохо. Это было две недели назад? Не ручаюсь за точность. Но ты-то знаешь. И это важно. Верно? Прошлое в прошлом. С ним все кончено. Вечная ему память.
Карсон говорил искренне, и мне стало легче.
— Спасибо, — прошептала я.
Карсон кивнул, и некоторое время мы сидели молча.
— Сегодня ко мне после школы приезжал детектив, — призналась я, глядя на свое растаявшее мороженое. — Папа разбушевался, практически выбросил его из дома.