Следуя совету подполковника Гребенина, госпитальная колонна в самом деле без потерь и особого риска сумела выйти из охваченного перестрелкой утреннего города под прикрытием тумана, неожиданно накатившего из глубины степи. Но стоило «госпитальерам» свернуть на запад, как уже через несколько километров они оказались перед разрушенным мостом через болотистую речную низину.
Доводы шоферов и топографическая карта подсказывали начальнику госпиталя, что нужно в таком случае уходить проселочными дорогами еще дальше, прямо, километров на восемь — десять. Однако с той стороны, как и с запада, со стороны фронта, уже доносилась настоящая канонада, перемежающаяся сильной ружейной пальбой. Трудно было понять, что именно там происходит: то ли это разгоралась очередная перестрелка, то ли немцы уже прорвали оборону, пытаясь взять весь степногорский регион в обширные клещи.
Посоветовавшись с командиром взвода охраны младшим лейтенантом Вербным, эскулап-капитан принял-таки решение снова вести колонну на север, возвращаясь, но теперь уже за пределами города, к Старой Херсонской дороге.
Чем ближе колонна подходила к ней, тем отчетливее слышны были взрывы снарядов и противотанковых гранат. Это зенитчики неожиданно подожгли на подходе к поселку, в просвете между холмами, два первых танка немецких десантников. Они открыли огонь по бронированным машинам просто из отчаяния, поскольку к борьбе с танками их никогда не готовили.
От прицельного выстрела третьего танка весь зенитный расчет погиб, однако железнодорожники и бойцы охраны станции успели ввести в бой три полевых орудия и самоходку — их только вчера вечером доставили сюда последним пробившимся эшелоном; и в это утро орудия должны были отправиться на передовую. К тому же немецкие десантники даже предположить не могли, что в руках небольшого гарнизона поселка окажется такое количество ручных пулеметов и противотанковых ружей. Предупрежденные о возможном десанте, бойцы вооружились всем, что только смогли обнаружить в прибывших ночью оружейных вагонах.
В конечном итоге десантники все же взяли под свой контроль большую часть поселка, но сам вокзал, вместе с примыкающей улочкой, оставался в руках красноармейцев и небольшого отряда ополченцев…
Однако обо всем этом эскулап-капитан и Евдокимка узнали уже со временем, перед переправой через Днепр. А пока что их движение по едва накатанной проселочной дороге проходило спокойно, словно по некоей заколдованной подкове, внутри которой, между тремя грохочущими сторонами света, «госпитальеры» до поры до времени казались защищенными, непонятно только кем — слепым случаем или всевидящим оком небесным.
Группа десантников, из тех, что продвигались к городу, оказалась у изгиба Чертова Яра, неподалеку от дороги. Нарвавшись у города на засаду милицейского взвода «чоновцев» [23] , они, теряя своих убитыми и ранеными, отошли в степь, чтобы где-нибудь здесь оторваться от преследователей, притаиться у речушки и дождаться передовых частей вермахта. Напасть на колонну «госпитальеров» шестеро егерей не решились, да и какой смысл? Они вполне удовлетворились захватом чуть поотставшей машины русских, открыв по ней огонь осторожно, так, чтобы изрешетить кузов, но при этом не повредить мотор и колеса.
Когда раненный в плечо водитель вывалился из кабины, грузовик еще немного протащился по ухабистой обочине, пока не уперся в один из прибрежных холмиков. Степную Воительницу от пуль спасли узлы с подушками и прочим госпитальным имуществом, между которыми она так комфортно устроилась. Поняв, что их обстреливают, она перекатилась через какой-то мешок и буквально выпала из кузова.
— Кто стреляет? Откуда? — спросила она у Корневой, которая залегла с противоположной стороны оврага.
— Вон, в овраге; там их несколько человек.
Чуть дальше, за изгибом Чертова Яра, тоже велась стрельба, и Евдокимка прикинула, что, очевидно, несколько десантников остались там, чтобы сдерживать преследователей. В открытой степи они неминуемо попали бы под пули.
Лежавший в придорожном кювете водитель пошевелился, и у лица его тут же вспахала землю автоматная очередь.
— Он что, без карабина? — спросила Евдокимка.
— Без. В кабине остался. Бросил руль и, с испуга, как сиганет в канаву… А ведь мы могли бы уйти вместе со всеми.
— Это — вряд ли. Немцы специально отсекали нас, поскольку им нужна машина.
Евдокимка вспомнила, что водителя зовут Никитой и что это тот самый недотёпа, который во время посадки настоятельно советовал ей «раскорячиться». Впрочем, сейчас девушке было не до уязвленного самолюбия, парень оказался ранен, и каким-то образом его нужно спасти. Страх Евдокимки заглушался неким животным инстинктом: главное, у нее есть оружие, так что пусть только немцы сунутся…
Вера вдруг выстрелила из пистолета в сторону десантников, однако Степная Воительница тут же прокричала:
— Не стреляй зря! Береги патроны. Стрелять будем, только когда побегут на нас!
«Жаль, патронов у меня маловато, — подумала она, — Мне, растяпе, следовало брать у убитого на рассвете немца автомат, а не пистолет», — а вслух объявила Корневой:
— Я пошла за карабином, а ты следи. Если десантник высунется, стреляй прицельно.
— Он там не один. Человек пять — не меньше. А прицельно у меня не получится. Это ты у нас заправский снайпер.
С тоской взглянув вслед удалявшейся колонне, где, возможно, даже не заметили, что одна из машин отстала, Гайдук рванулась к открытой кабинке. Запрыгнув на подножку, она дотянулась до стоявшего в углу, в пирамидке-зажиме, карабина, и спрыгнула назад как раз в ту минуту, когда пуля просвистела у нее над головой.
— Скатываемся с обрыва и уходим, — предложила Корнева. — Прикрой меня двумя выстрелами — и следом!
— Одна беги, — припомнив уроки старшины, Евдокимка проверила обойму. Та оказалась полной, но все равно патронов было маловато. Еще как минимум две обоймы, вероятно, находились в патронташе шофера. Заполучить бы их. — Беги же, говорю, — подогнала она Веру. — Десантников я придержу. И водителя попытаюсь спасти.
— Что же, мне оставлять тебя прикажешь?
— Если считаешь, что вдвоем умирать веселее, — пожалуйста, лежи себе.
— Руссише Иван, сдавайся плен!
— Это вы сдавайтесь! — по-немецки ответила Евдокимка. — Вы у нас в тылу, и вы окружены!
— Фрау хорошо говорит по-немецки! Сдавайтесь, и будете служить великому рейху. Я помогу вам!
Диверсант, заявивший это, слишком увлекся, и как только Евдокимка заметила над краем оврага часть его лица, прикрытого каской, она тут же выстрелила. Десантник дернулся — слегка, конвульсивно — и исчез. На какое-то время в овраге воцарилось смятение, его как раз хватило для того, чтобы девушка велела шоферу: