— Чтобы, с неба спускаясь, вражеские корабли захватывать, — откровенно съехидничала Евдокимка.
Реакция оказалась неожиданной:
— Прикажут, ефрейтор, даже подводные лодки без водолазных костюмов захватывать будете. Но на всякий случай помните, что без двух учебных прыжков к боевому десантированию не допускают.
— Да хоть после десяти!
— А мне почему-то кажется, что с парашютом у вас сложатся еще более трудные отношения, чем с гранатой. Там все сложнее, поскольку первый же прыжок может оказаться и последним.
«Это только у нас с тобой отношения никак не налаживаются, сержант, — грустно ухмыльнулась вслед ему Евдокимка. — А с гранатой и парашютом мы как-нибудь подружимся».
После ужина, когда бойцам положен был час личного времени, Евдокимка тяжело вздохнула, взвалила на плечи рюкзак с учебными гранатами и отправилась на полигон, под который приспособили пустырь, расположенный в двух десятках шагов от складских помещений базы отдыха.
В полночь их первую роту подняли по тревоге и повезли на ближайший полевой аэродром, в окаймленную холмами приморскую низину, что когда-то давно, очевидно, была дном речного лимана. Рядом, за дамбой, плескался морской залив; берег его срочно обустраивали уходящими в море причальными стенками.
На этом аэродроме десантники уже проходили наземную парашютную подготовку. Теперь они были уверены, что сегодня их наконец поднимут в воздух на транспортных «кукурузниках» и после двух самолетных кругов над морем десантируют на окрестные поля.
Первый взвод уже стоял построенным с полной выкладкой, как вдруг появился дежурный по аэродрому и сообщил, что комбата Корягина срочно вызвал к себе начальник аэродрома. Когда вскоре капитан появился в сопровождении какого-то подполковника, Евдокимка нутром учуяла: в их учебном плане что-то явно пошло… не по плану.
— Так, рота, слушать меня внимательно! — зычным голосом объявил Корягин. — Приказано создать боевую десантную группу из сорока шести бойцов. Больше мы попросту не успеем перебросить. При этом жесткое условие: добровольцами могут стать только те, кто уже побывал в боях.
— Ох, не к добру у меня всю прошлую ночь левая пятка чесалась, — доверительно признался Евдокимке «хлопец из Голой Пристани».
— С сутью боевой задачи я ознакомлю уже саму группу, — завершил свое сообщение комбат. — Но сразу же предупреждаю: задание крайне опасное.
— Можно подумать, что какие-то боевые задания у десантников бывают неопасными, — с каким-то высокомерием в голосе произнес подполковник, как бы рассуждая вслух.
— Рота только что сформирована, — огрызнулся Корягин. — Бойцы еще не прошли и половины курса подготовки.
— Но чему-то же их обучали… — заметил начальник аэродрома.
— Многие из них еще ни разу не были в бою…
— Именно поэтому генерал приказал, чтобы в группу вошли только обстрелянные бойцы, — парировал подполковник. — И командира группы нужно подобрать толкового; ответственность на нем, сами понимаете какая…
Пока командиры выясняли отношения, бойцы жались под напором холодного, прорывающегося с моря ветра и решали каждый для себя, возможно, главный вопрос всей их недолгой солдатской жизни: выходить из строя или не выходить? Сыграть в рулетку со смертью уже сегодняшней ночью или еще повременить в попытке перехитрить судьбу, оттягивая свой смертный час?
Комбат намеревался еще что-то выспросить у подполковника, но тот жестко уведомил его: «Инструктаж группы, ее вооружение и обеспечение довольствием проведем у складов, слева от командного пункта. Жду там. Не теряйте больше ни минуты». И ушел.
— Итак, вы все слышали. Старший лейтенант Качин, приступайте к формированию десанта.
— Исключительно по существу вопроса… — как всегда, попытался было навязать некую «строевую полемику» Георгий Аркашин.
Однако капитан тут же пресек эту попытку:
— Ты фрицам задавать вопросы будешь, Аркаша, — подал голос Виля Таргасов. — Причем исключительно по существу, и в письменном виде.
Прежде чем комроты успел скомандовать: «Добровольцы — два шага вперед!» — значительная часть подразделения качнулась и проделала эти самые два шага. Уже привыкшая все делать по команде, Евдокимка слегка замешкалась, но, увидев впереди себя могучую спину Климентия, тут же рванулась вперед и протиснулась между ним и сержантом Сожиным.
— Ты-то чего приперся? — сквозь стиснутые зубы проговорил старшина, давно догадывавшийся, что Гайдук годик-полтора приписал себе. — Не понимаешь, куда нас бросают?
— В десант нас бросают, старшина, — пожала плечами Евдокимка.
— Без тебя обойдемся, — точно так же, вполголоса, поддержал его инструктор-дальневосточник.
— Вернись в общий строй, а то по шее получишь, — еще суровее настаивал Климентий. — Только-только из госпиталя выкарабкался. Мало показалось?
— Для того и выкарабкивался, чтобы за тобой и Сожиным в бою присматривать: как бы в тыл не побежали.
— Совсем обурел, — покачал головой инструктор, но тут же заверил старшину: — Правильным охотником будет, я говорю.
Все разговоры прекратились, когда комбат объявил, что командование отрядом он принимает на себя, приказав Качину, на время его отсутствия, исполнять обязанности комбата. Старший лейтенант попытался убедить его, что прибегать к такому решению не следует и что командование бригады это решение не одобрит, однако капитан, обычно реагировавший на подобные возражения зычным рыком, теперь, на удивление смиренно, объяснил:
— Да что это за командир — это я о себе — который готовится вводить в бой целый взвод морской пехоты, а сам до сих пор так толком и не обстрелян? С комбригом объяснюсь после задания.
Считая, что все объяснения подчиненными получены, он, по своему усмотрению, проредил строй; при этом ввел в него двух санитаров и оставил место для радиста, обещанного начальником аэродрома. Заметив в добровольцах младшего лейтенанта Демешина, комбат тоже велел ему выйти, мотивируя это тем, что офицеров в роте остается некомплект, и заменяя его маявшимся чуть в сторонке инструктором-подрывником Варавиным по прозвищу Взрыватель.
— Не возражаешь, сержант? Вижу, что не возражаешь, — не позволил он инструктору прийти в себя. — Вот, в десанте взрыватели нам и понадобятся.
— Как, впрочем, и «рубатели», а также «колотели», — уточнил Аркашин, исключительно по существу вопроса.
Евдокимке показалось, что возле нее комбат остановился только для того, чтобы вернуть ее в общий строй, однако в последнее мгновение он передумал и, вслух рассудив, что без снайпера в отряде не обойтись, приказал:
— Ты, ефрейтор, возьмешь под свою опеку радиста. Оберегать его будешь, как…
— …как будущую тещу перед новобрачной ночью, — тут же заполнил его заминку Аркашин.