– Сколько в нем?
– Ровным счетом две тысячи пятьсот монет, – радостно отрапортовал шотландец, пристукнув ладонью по столешнице от избытка эмоций.
Немало, однако. Но и немного, учитывая масштабы моих задумок. А вообще, хрен его знает, в ценах я до сих пор слабо ориентируюсь. Разные они в, казалось бы, близких городах.
– Моих личных денег сколько?
– Шестьсот ливров! – гордо доложил Тук. – Обол в обол. Это с монетой, взятой у эконома.
Вот это уже лучше. А… Стоп!
– Сколько денег у работорговцев взяли?
– Щас… – Тук допил вино, запихал в рот кусман рыбы и заорал, шамкая: – Иошт, доклад!
Скотт, одним словом…
Из соседней комнаты появился мой паж и поставил на краешек стола тяжелый сундучок…
– Это чья обязанность? – Я прищурился и посмотрел на шотландца.
– Так… моя, монсьор, – немного смутился Тук. – Ну и парню практика нужна. Для чего я его считать-писать учил?
– Ладно… – смилостивился я, ибо сил гневаться уже не было, и показал на край стола: – Садись там, Иост, докладывай и поешь.
Парень довольно вспыхнул от оказанной чести – еще бы, с сеньором за одним столом пригласили откушать! – и, вытянув из рукава клочок бумаги, затараторил:
– Значица, так… четыре десятка кучек по десять десятков вот таких монет… – Парнишка вскочил и передал мне в руки серебряный су.
– Тебя что, дамуазо Логан дальше десяти не научил считать? – поинтересовался я у пажа, покрутив монету в руках.
– Учил, конечно, но я так считаю для пущей надежности, – поклонился мальчишка. – Значица, дальше… И две кучки по десять монет вот таких…
На этот раз он мне вручил золотую монету с каким-то мужиком, на коленях принимающим знамя из рук Иисуса Христа.
– Как называется? – Я бросил ее Туку.
Шотландец мельком глянул на монету и вернул ее Иосту:
– Цехин. Венецийский цехин, монсьор. Добрая монета.
Иост сверился с бумажкой и продолжил:
– И три кучки по десять монет вот таких…
В моих руках очутился серебряный стюрвейер.
– Так сколько итого? – спросил я у парня и поощрительно улыбнулся, ожидая, что он мне отбарабанит сумму.
Но дождался только сконфуженного выражения лица у мальчишки.
– Так далеко мы еще не учили, монсьор… – промямлил он.
– Эх ты, разумник… – Я ласково потрепал его по непослушным вихрам и разрешил поесть.
– Серебра примерно на двести ливров, монсьор, ну и тридцать золотых цехинов, – подытожил Тук.
– Братец, а ты прикидывал, сколько весь товар со шебеки стоит?
– Дык точных цен мештных я не знаю, моншьор, – прошамкал с набитым ртом шотландец, – тут не Бургундия. Но мнится мне, что этот шид ободрать хотел эконома как липку. Шами пошудите: за рабов по шетыре гульдена – это уже што двадцать, и товару у нас на три шотни, не меньше…
– Прожуй.
– Што, моншьор? – опять прошамкал Тук и, состроив зверскую рожу, показал кулак отчаянно старавшемуся сдержать смех Иосту.
– Ладно… proechali… – Я махнул рукой, удобнее устроился в кресле и, попивая вино, постарался прикинуть свои дальнейшие действия.
Трофейную монету однозначно реквизирую в свою пользу и пущу ее на обустройство мастерских. Литейка обязательно нужна, оружейная мастерская, кузня… и все такое прочее. Опять же деревеньку вторую заложу – для своей дружины, мастеров и управителей. Селить их в Гуттене и смешивать с сервами считаю нецелесообразным. Разница великая между ними в статусе. Если денег не хватит на все, сотню возьму из бочонка, а остальное – в резерв. Это не мои личные деньги, а деньги компании, на нее и будут тратиться. Оружия прикупить – вооружить пополнение, хватит с головой, но это только в базовом варианте, а с претензией и на остальную экипировку – опять расходы предстоят. Со временем шебеку возьмусь перестраивать, и гавань нужно в бухте оборудовать… Еще чего интересного надумаю – вот тут заветный бочонок и пригодится.
А замок… для обустройства и восстановления замка у меня есть хренов работорговец в подвале. Стратегический ресурс, ёптыть. Если я правильно все понимаю, папаша за своего сыночка, при правильном подходе к ведению переговоров, мне второй замок построит. И не только. Хотя всякое бывает…
Ладно, хватит пузо набивать, под дверью ближники мои уже топчутся, соображения свои изложить хотят. Пошарил взглядом по столу, выбирая, что еще слопать… И понял, что просто не влезет. Обожрался… Ну и не надо.
Возле каморки, наспех оборудованной под кабинет, толпились ближники, и немного в стороне жался к стене староста, боязливо косясь на вооруженных до зубов головорезов.
Из общего вида немного выбивались Фиораванти и Фен, они сидели на корточках и что-то вполголоса обсуждали в компании моего обер-мэтра-бомбардира Пелегрини. Архитекторов уже переодели, вымыли, обрили, и теперь оба щеголяли лысыми головами. И это правильно, нечего лишних насекомых разводить.
Невольно припомнилось, как я встретил Тука, и как он после купания в ледяном ручье по моей настоятельной просьбе брил себе голову кинжалом. Твою же мать, как быстро время летит… А теперь вон у скотта грива уже как у лошади выросла, и он по моему примеру стягивает волосы в хвост на макушке. Но они у него длиннее, я периодически свои по плечи обрезаю. Согласно бургундской моде… модник, мля…
Волосы, конечно, дело наживное, чего не скажешь о месте их произрастания. Но с головами вроде у ученых все в порядке.
Граждане приближенные, увидев меня, дружно приняли строевую стойку и застыли в томлении – кого же капитан дернет первого на ковер?
– Маэстро Фиораванти… – бросил я на ходу и вошел в комнату. – Прошу…
Стараниями челяди комнатушку уже привели в более-менее презентабельный вид. Смотрелось, конечно, еще по-сиротски, но стол с креслом присутствовали. Даже ковер и пару древних гобеленов на стену повесили. Ничё… без претензии, но со временем я тут Версаль устрою или даже лучше.
Поправил подушки на венецианском кресле и уселся поудобнее. Мне в этом кресле еще часа три сидеть, а седалище чай не казенное. Взял со стола очиненное гусиное перо и немножечко затосковал по-своему золотому «паркеру», оставшемуся в двадцать первом веке… М-да… печально, но, как это ни странно, я уже этих мелких бытовых неудобств почти не ощущаю. Даже свыкся с бритьем жуткой опасной бритвой. Да и хрен с ним…
Ну и где эта творческая личность? Креакл, его мать…
Итальянский архитектор бочком проник в кабинет, загруженный рулонами бумаги. Иост уже успел мне нажаловаться, что тот выпросил почти все наши запасы писчего материала и гусиных перьев с чернилами. Но я приказал не жлобиться и отдать все, что потребует.
– Присаживайтесь, маэстро, – показал я ломбардцу рукой на табурет, – и докладывайте.