Он выложил ей все, что наговорил ему отец. Она и не догадалась бы о такой стороне характера Гвилио, не расскажи ей об этом Лукка.

– Семья моей матери трудилась на земле всю жизнь, и они были самыми счастливыми людьми, каких только можно себе представить. – Глаза у него засветились. – Мне нравилось ухаживать за растениями. Я многому научился от матери и ее родителей. Когда папа отправлялся на работу, я до школы вместе с мамой подрезал деревья или собирал фрукты. Делал все, что было нужно.

Лукка говорил об этом с явным удовольствием.

– Представляю, какая у вас тогда была замечательная жизнь, – сказала Аннабел.

– Не думаю, что мнение моего отца изменилось за эти годы, но я хочу жить именно так, и ему придется к этому привыкнуть. Если завтра я буду чувствовать себя достаточно хорошо, то позвоню ему.

Она кивнула.

– Я сейчас вернусь – только возьму подушки.

Глава 3

Лукке было легко разговаривать с Аннабел, но тем не менее он почувствовал, что выдохся. Лечь в постель – это то, что ему сейчас необходимо.

Он почистил зубы и натянул серые спортивные штаны и белую футболку. Будь он в доме один, то обошелся бы без одежды. Не успел он об этом подумать, как появилась Аннабел в том же халате, что и прошлой ночью. В руках она держала две подушки и стакан с водой.

– Как вы догадались, что я уже готов?

Я не догадывалась. У меня свой отсчет. Не позови вы меня, я все равно вошла бы.

– Но тогда…

– Тогда я увидела бы вас голым, – сказала она и, подойдя к правой стороне кровати, поставила стакан около флакона с таблетками.

Он нее пахло… свежим лимоном.

– Боюсь, вы себе не представляете, какое количество мужчин – тощих, толстых, старых и молодых – я переодела в больничную одежду, не говоря уже о мытье в душе. Так что для меня это привычное зрелище… за исключением, конечно, лиц, – с улыбкой сказала она.

Лукка не удержался от смеха. Он и не помнил, когда в последний раз смеялся.

А она не удержалась от шутки.

– Вы только посмотрите, леди и джентльмены, – он смеется! Лицо у него при этом не треснуло. Ладно. Теперь найдите свое любимое положение для сна, и тогда я устрою вашу ногу.

Он машинально повернулся на правый бок и осторожно положил левую ногу сверху. Аннабел просунула две подушки между его ног.

– Это поможет распределить вес левой ноги по всей длине, и напряжение в травмированной кости будет меньше.

Лукка тяжело вздохнул:

– К сожалению, когда я сплю, то одному Богу известно, что происходит.

Она улыбнулась.

– Богу известно следующее: либо утром вы обнаружите одеяло на полу, либо будете крепко спать в этом положении. – Она укрыла его одеялом и погасила свет.

Она вышла из спальни, а ему… ему не хотелось, чтобы она уходила.

Если отцу не нужны услуги медсестры, то какой рекламой она занимается? Их телефонный разговор – чему он стал свидетелем – не показался ему воркованием влюбленных. Отец говорил с ней так, как говорят с хорошим другом.

И что это за предложение, которое Гвилио ей сделал и от которого она отказалась? Какова причина, по которой она не выдала его отцу? Но это произошло не потому, что она хотела завоевать его сына. Обнимала его она вовсе не с любовью. Она просто его жалела, а это несколько не похоже на намерение его соблазнить. Лукку это тронуло. У него в жизни было достаточно женщин, и разницу в отношении он чувствовал. Но ею двигало что-то иное. Что же?

Он то проваливался в сон, то выныривал оттуда, а желание узнать ее секреты не оставляло его. Так продолжалось до утра, когда солнечный свет проник через окно. Должно быть, уже половина девятого или девять. Он заморгал. Ночью он перевернулся на другой бок. Смятые простыни лежали в ногах, а одна подушка валялась на полу, но другая до сих пор находилась у него между ног.

Его удивило два обстоятельства. Первое – когда он открыл глаза, то машинально не потянулся к таблеткам. Подушка, видно, помогла ему, потому что он проснулся, не ощущая боли. Боль утихла настолько, что он смог выспаться. И второе – он встал на ноги, чувствуя себя наконец-то отдохнувшим. Этим утром он приготовит себе свой любимый кофе с молоком и сахаром.

Умывшись в ванной, он пришел на кухню. И только там заметил, что не взял трость, лежащую на тумбочке у кровати.

Взгляд его переместился на террасу. Синьорина Марш, все еще в халате, подвинула один из садовых стульев ближе к перилам и сидела, задумавшись, с чашкой в руке. Он быстро подогрел молоко, сварил себе кофе, вышел на террасу и встал около нее.

Она подняла на него глаза. И глаза эти сегодняшним утром показались ему уже не фиалковыми, а голубыми. Какая еще женщина способна так чудесно выглядеть без макияжа? Волосы свободно падали на спину. Она была босиком.

– Нет смысла спрашивать, как вы спали, – сказала она. – Все написано у вас на лице. Я рада.

– Благодаря вашему умению. – Он сделал глоток горячего кофе.

– Как приятно видеть, что вам стало лучше, синьор.

– Вы назвали меня Лукка, когда прошлым вечером разбудили от кошмарного сна. Раз уж мы спали в одной кровати, предлагаю отбросить формальности. – Он увидел, как краска заливает ей щеки.

Она кивнула:

– Я ждала, что вы это скажете. Придвиньте стул, садитесь и расскажите мне, какая еще тяжесть у вас на душе.

Хорошее настроение моментально улетучилось.

– Вы что, сейчас в роли психиатра?

– Возможно, он вам необходим.

– Черта с два! – взорвался Лукка. Она затронула больное место.

Но она и глазом не моргнула.

– Во время вашего кошмара вы были в бою, выкрикивали какое-то имя. Вы кое-чем со мной поделились, но все это лишь видимая часть айсберга. Теперь вы проснулись, и вам просто необходимо продолжить разговор.

– Нет, благодарю вас.

Она порывисто встала.

– Один доктор, под чьим руководством я работала в госпитале, объяснил мне, что человеку, который прошел через войну, нужно как-то оправдать свое существование. Для него жизненно важно знать: то, что он делал на войне, имеет значение по крайней мере хотя бы еще для одного человека помимо его самого. Если я не подхожу вам в этой роли, Лукка, то поскорее найдите кого-нибудь еще. Ради собственного спасения найдите человека, который захочет вас выслушать, и сделайте это поскорее. Даже если это будет обычный терапевт.

Он бросил на нее пронзительный взгляд.

– А вы, как я вижу, не боитесь ступить на опасный путь.

– Если бы мы с вами поменялись местами, разве вы не захотели бы мне помочь?