Не удалось, подумал я.
Кусты на задворках дома раскачивались, там стукало и булькало. Похоже, кто-то бил ногой по железке, заводя мотоцикл. Волк беззвучно скалил клыки. Косясь на нас одним глазом, он попятился для разгона и выпрыгнул через подоконник.
Мотоцикл наконец завелся и, подминая кусты, выехал на перрон.
Тут началось всеобщее ликование, Зойка с визгом бросилась дяде на шею, Жека, взяв нож в зубы, танцевал вокруг них лезгинку. Он с самого начала по-свойски держался с ведьмаком. Еще бы, ведь Жека расчесывал ему шерсть, когда дядя Тимоша был в шкуре волка.
Да, превращение оказалось не такими эффектным, как в кино. Разум ведьмака (или душа, или, может, личность – я не мог подобрать слово) как-то вселялся в настоящего волка. Судя по всему, человеческое тело на это время замирало и дожидалось хозяина где-нибудь в коляске мотоцикла.
Кстати, волк убежал недалеко. Я разглядел его в редком кустарнике за домом. Волк обнюхивал себя, встряхивался и по-кошачьи вылизывал шерсть, избавляясь от человеческого запаха. Едва ли он понимал, что произошло.
Меня знобило от любопытства, как Жеку под елкой с еще не развернутыми подарками. На языке вертелись десятки вопросов. Но ведьмак быстро меня остудил. Я спросил про морок, он ответил: «Скажу, что колдовство, – не поверишь, скажу, что нейрогипнотическое программирование, – кивнешь с умным видом и не поймешь». То же и с волком. Попросту говоря – переселение душ, по-научному – это самое программирование.
Теперь-то я понимаю, что ведьмак, может, и рад был бы ответить, да только многое не передашь на словах. Как ездят на велосипеде? Инженер тебе напишет формулы, объяснит про гироскопический момент. Но формулы еще никого не научили кататься на двух колесах, и наоборот: миллионы людей катаются без формул и не падают.
Ладно, это я сейчас такой умный. А тогда обиделся. Ах, так, думаю, не хотят со мной разговаривать? И не надо! Я в друзья не набиваюсь. Тоже мне, светило народной медицины. Видал я, как это светило блох из шерсти выкусывало!
А Жеку ведьмак посмотрел в ту же ночь и сказал, что лечить его синдром не надо, все само пройдет. То есть можно сделать из моего брата примерного мальчика. За пять минут можно – тем же программированием. Только это будет уже не Жека, а маленький робот. Хорошего человека воспитывают годами, и ускорять это дело – все равно, что дергать за хвостик морковку, чтобы она побыстрее росла.
Остаток ночи мы провели на сене с замороченным Виталиком. Его мертвецкая неподвижность и особенно рука на пистолете под мышкой здорово давили на нервы. Жека с Зойкой давно сопели, приткнувшись друг к другу под теплый бок, а я смотрел в дырявую крышу сарая с просвечивающей луной и боялся.
Из распахнутой двери тянуло холодом и ночной сыростью. Дверь оставила открытой Зойка, чтобы с первыми лучами солнца Виталик отошел от морока… Допустим, отойдет. А что потом? Продолжит с того места, где остановился вчера: станет волка убивать. Пистолет в руке, палец на спусковом крючке, только сам стрелок почему-то валяется в сене, и волка не видно… Пальнет? Легко. От неожиданности или чтобы пугнуть волка, но пальнет, а тут Жека и Зойка… Я перелег, заслонив их от Виталика. Стало еще страшнее, зато легче на душе. Один я бы ушел ночевать во двор – там есть стожок сена. И Жеку бы отнес на руках, не спрашивая. Но Зойка без оглядки верит в «дядь Тимошу», который все знает наперед и, конечно, заморочил Виталика по-хитрому, чтобы тот даже не кашлянул в нашу сторону. Зойка со мной не пойдет, а я не умею бросать своих.
Светало, из тьмы за дверью проступил сбегающий к реке луг в блестках росы. В сарае немного развиднелось; я огляделся и понял, что смогу подстраховаться. Тетя Света рассказывала, что в бою затыкала за ремень лопатку, чтобы защитить живот. А здесь лопат хватило бы на взвод толстых солдат. Толстых, потому что лопаты были не маленькие пехотные, а полноразмерные садовые и даже совковые.
Сено под нами лежало горой в мой рост, черенок лопаты уходил в него полностью. И я отгородил Виталика двойным барьером, втыкая лопаты вверх ногами. Сам вооружился пустым черенком, чтобы, если успею, врезать ему по руке с пистолетом.
В такой крепости я перестал бояться и уснул, хотя собирался посмотреть, как с Виталика спадает морок.
Разбудило меня шарканье, как будто наждачкой чистили кастрюлю. Младший лейтенант яростно тер ладонями небритые щеки и гримасничал. Когда он закончил, на лицо вернулась застывшая со вчерашнего дня кривая улыбка.
– Это зачем? – кивнул Виталик на мой лопатный барьер.
– Защита. Вы за пистолет хватались во сне, – ответил я почти правду.
– А почему не разбудил?
– Не смог.
– Все от нервов, – решил Виталик, снова принимаясь тереть щеки. – Я ж, считай, сутки был как на иголках из-за этой кражи. Ну и перегорел. Как в колодец провалился: ничего не помню!
Виталик не сводил с меня глаз, словно ждал подсказки. Я сообразил, что волка он точно не помнит. А меня помнит. Стало быть, вчерашний день закончился для него разговором с Зойкой у огородного плетня или чуть позже, когда младший лейтенант пошел за нами в сарай. Ай да ведьмак! Он же не только людям головы морочит, но и память умеет стирать как ластиком!
Я только раз видел, как человек теряет сознание. Один дачник на пляже сидел рядом с нами, читал, и вдруг – кувырк лицом в газету… Его водой отливали.
– Тепловой удар, – подсказал я.
Виталик охнул:
– Точно! Я же огород вскапывал в пиджаке, чтоб пистолет не светить. Запарился…
Вчерашняя кривая улыбка на лице младшего лейтенанта выпрямилась и расползлась еще шире. Он подхватил охапку сена и подбросил вверх, устроив салют, а сам откинулся на спину и разбросал руки.
– Хорошо!
– Что хорошо – тепловой удар?
– Ага, – сияя, подтвердил Виталик.
Только тогда я понял, какой ужас его грыз: крепкий парень, не пьяный и не стукнутый по голове, забыл полсуток жизни. С такими тараканами не служат в полиции, а в обитой поролоном палате ведут беседы с покладистым врачом: «… и в ямку закопал, и надпись написал»… Ох, не зря ведьмаков боялись в старину. Да и сейчас, конечно, боятся, только не все. Для большинства-то дядя Тимоша – сельский знахарь: травки собирает, хромых лечит… И может сотворить с тобой что захочет, а ты и не вспомнишь ничего. Жутко даже думать о таких вещах. Сразу чувствуешь себя маленьким и беззащитным.
Ведьмак не вышел проститься с нами. Крикнул Виталику в окно, что воры сами себя окажут, и – общий привет. Я даже лица его не разглядел. Ночью он был в надвинутой до бровей кепке, козырек на носу. И пилил на мотоцикле со скоростью наших великов, задрав голову, как слепой. Чудом не скатился в кювет.
Потом-то я узнал, что всемогущий ведьмак просто стеснялся: его кожная болезнь заползла на лицо.
Никто не заметил, когда Жека успел приманить чужую собаку.