Бланка нежно обвила рукой ее шею.
– Все позади, – произнесла она. – Я уверена, милочка, что наши несчастья кончились.
– Они кончатся лишь при одном условии: если мы сумеем действовать ловко и быстро, – отозвалась Маргарита.
Во время заупокойной мессы в ее головке созрел целый план, и, хотя она и сама не слишком ясно понимала, к чему он может привести, ей хотелось одного – обратить себе на пользу события последних дней.
– Когда сюда явится этот увалень Берсюме, дай мне поговорить с ним наедине, – обратилась она к Бланке и добавила: – Вот чью голову я с радостью бы увидела на острие пики, а не на плечах.
В эту минуту в первом этаже башни пронзительно завизжали петли, заскрипели засовы.
Обе принцессы быстро натянули чепцы. Бланка отошла в дальний угол комнаты и встала у амбразуры узкого оконца; стараясь придать себе самый царственный вид, Маргарита уселась на табуретку – единственное седалище, имевшееся в ее распоряжении. В залу вошел комендант крепости.
– Явился по вашей просьбе, мадам, – сказал он.
Глядя прямо ему в лицо, Маргарита с умыслом оттягивала начало разговора.
– Мессир Берсюме, – наконец произнесла она, – знаете ли вы, кто отныне находится у вас в заключении?
Берсюме отвел глаза и осмотрел комнату, как бы отыскивая взглядом некий одному ему видимый предмет.
– Знаю, ваше величество, знаю, – ответил он, – и думаю об этом с самого утра, с той самой минуты, когда гонец, направлявшийся на Крикбеф и Руан, поднял меня с постели.
– Вот уже целых семь месяцев я нахожусь здесь в заключении, и до сих пор у меня нет ни сорочки, ни стула, ни простыни; ем я ту же бурду, что и ваши лучники, а камин здесь горит меньше часа в день.
– Я повиновался приказам мессира Ногарэ, ваше величество, – ответил Берсюме.
– Мессир Ногарэ умер.
– Он переслал мне предписание короля.
– Король Филипп умер.
Комендант без труда разгадал, куда клонит Маргарита, и поспешил возразить:
– Но мессир Мариньи пока еще пребывает в добром здравии, а ведь именно в его ведении состоят суды и тюрьмы, равно как и все прочее в королевстве, и я во всем от него зависим.
– А утренний гонец не привез вам никаких распоряжений касательно меня?
– Не привез ваше величество.
– Вы не замедлите их получить.
– Буду ждать, ваше величество.
С минуту они молча глядели друг на друга. Роберу Берсюме, коменданту крепости Шато-Гайар, уже исполнилось тридцать пять лет – в описываемую нами эпоху возраст более чем зрелый. Главными свойствами его характера были хмурая озабоченность и брезгливость, что почему-то весьма ценилось в служаке, подымающемся по иерархическим ступеням, и со временем эта напускная суровость становилась второй натурой. Обычно Берсюме разгуливал по крепости в шапке из волчьего меха и старой, слишком просторной кольчуге, которая собиралась у талии в складки и почернела от непрерывной смазки. Густые брови его сходились у переносицы.
В первые дни заточения Маргарита пыталась было его соблазнить и даже была готова поступиться женской честью, лишь бы превратить его в союзника. Однако из боязни могущих произойти неприятностей комендант устоял. Но до сих пор в присутствии Маргариты он испытывал какую-то неловкость и затаил против нее в душе злобу – он не мог простить ей той жалкой роли, которую она уготовила ему в своих замыслах. И сейчас, глядя на нее, он думал: «Смотри-ка ты, я бы мог быть любовником королевы французской». И он не без тревоги спрашивал себя, пойдет ли на пользу его будущей карьере или бесповоротно ее загубит чересчур безупречная служба.
– Поверьте на слово, мадам, не слишком-то уж сладко мне было так обращаться с женщинами… Да еще столь высокого происхождения, – сказал он.
– Охотно верю, мессир, охотно верю, – ответила Маргарита, – тем паче что в вас с первого взгляда чувствуется рыцарь, которому не могут не претить подобные приказы.
Рожденный от деревенского кузнеца и дочери причетника, комендант крепости выслушал слово «рыцарь» не без тайного удовольствия.
– Только, мессир, мне надоело жевать щепочки, чтобы не почернели зубы, надоело вылавливать из супа сало и натирать им руки, чтобы от холода не потрескалась кожа.
– Понимаю, мадам, понимаю.
– Я была бы вам весьма признательна, мессир, если бы отныне вы более успешно защищали меня от мороза, паразитов и голода.
Берсюме потупился.
– Не имею на сей счет никаких распоряжений, мадам, – ответил он.
– Причиной моего заточения здесь явилась лишь ненависть ко мне короля Филиппа, и с его кончиной все переменится, – отозвалась Маргарита, и ложь ее прозвучала так естественно, что она сама чуть было не поверила в собственную выдумку. – Значит, вы будете ждать, пока вам не повелят открыть предо мной ворота крепости, и только тогда окажете мне должное уважение? И не считаете ли вы, что вести себя таким образом – значит ставить под удар свою дальнейшую карьеру?
Сплошь и рядом люди военного звания нерешительны от природы, именно поэтому они так склонны повиноваться чужой воле и нередко по этой же причине проигрывают битвы. Берсюме был столь же медлителен в решениях, как легок на повиновение. Со своими подчиненными он был скор на кулачную расправу и неистощим в ругани, но перед лицом неожиданного поворота судьбы ему не хватало сообразительности, дабы принять нужное и единственно верное решение.
Чей гнев страшнее: этой женщины, которая, если верить ее словам, завтра приобретет всю силу власти, или же гнев мессира де Мариньи, который сегодня держит всю власть в своих руках, – вот в чем вопрос, вот что следует решить немедля.
– Я требую также, – продолжала Маргарита, – чтобы мы с мадам Бланкой на час или два могли выходить за крепостную ограду – пусть, если вы считаете это необходимым, под вашим личным наблюдением, – хватит с нас любоваться этими стенами и пиками ваших лучников.
Тут уж принцесса явно поторопилась и хватила через край. Берсюме учуял ловушку. Узницы просто ищут способа ускользнуть у него между пальцев. Значит, сами они не так уж уверены, что их сразу же призовут ко двору.
– Коль скоро, мадам, вы королева, вы не осудите меня за то, что я верно служу королевскому дому, – отчеканил он, – и что не в моей власти нарушать данные мне предписания.
С этими словами комендант крепости поспешил покинуть башню, опасаясь продолжения неприятной беседы.
– Пес! – воскликнула Маргарита, когда за Берсюме захлопнулась дверь. – Сторожевой пес, годный только на то, чтобы лаять и кусаться!
Маргарита сделала ложный шаг и теперь ломала себе голову над тем, как бы наладить сношение с внешним миром, получить оттуда последние вести, послать туда письма, и не просто послать, а так, чтобы они миновали всемогущего Мариньи. Она не знала, что в этот самый час по дороге, ведущей в Шато-Гайар, скачет гонец, выбранный среди первых баронов королевства Французского, скачет затем, чтобы предложить ей весьма любопытную сделку.