Я пошла в мамину спальню и вдохнула её особый запах. Попробовала наложить на лицо остатки её косметики – намазала серым веки и фиолетово-красным губы. Потом открыла гардероб, достала одно из её платьев, чтобы посмотреть, получится ли у меня выглядеть по-настоящему взрослой. Сунула ноги в туфли на высоких каблуках и, покачиваясь, заковыляла к зеркалу, но вид у меня был смешной – маленькая потрёпанная клоунесса в нелепом платье. Я сдёрнула с себя одежду, умылась и легла в мамину кровать.
– Возвращайся, – сказала я в подушку. – Я ещё маленькая. Я не хочу быть мамой. Возвращайся прямо сейчас!
Я почувствовала это так остро, что была уверена: мама в Испании ощутит то же самое. Она схватится за сердце и запричитает: «Ах, мои детки! Прости, Гордон, мне нужно вернуться домой, к детям». Прямо в эту минуту она ловит такси в аэропорт… Я подумала о её обратном билете. Что, если Гордон его не оплатит? У неё есть сомнительная кредитка, но вдруг она тоже не сработает? Я не могла не думать об этом. Принялась стучать себя по лбу, чтобы избавиться от дурных мыслей, закрыла глаза и попробовала представить себе другой мир. Я была не Лили Грин, старшей сестрой Бэкстера, Блисс и Пикси. Я была Розой, но без Мики, Блубел и Банни. С длинными светлыми волосами до талии и большими голубыми глазами, чуть ли не каждый день щеголявшей в шикарной дизайнерской одежде. У меня не было ни мамы, ни папы. Нет, у меня был чудный, сказочно богатый дядя, такой как мистер Эбботт в школе, и он ужасно меня баловал. Каждый вечер он возил меня на шоу в Уэст-Энд, а после угощал великолепным ужином с шампанским в шикарных ресторанах с официантами в красивых формах. По выходным дядя водил меня в картинные галереи, и, держась за руки, мы любовались полотнами. В конце каждого посещения мой дядя просил меня выбрать понравившуюся картину, а потом велел служащим завернуть её и отправить мне домой.
Когда среди ночи я проснулась, мысли о маме снова бурлили у меня в голове, и я не смогла ничего придумать, чтобы их отогнать. Я не поняла, что плачу, пока кто-то не прокрался в мамину спальню и не залез ко мне в кровать.
– Лили! – позвала Блисс, гладя меня маленькими холодными пальчиками. – Лили! Не плачь. Всё будет хорошо!
– Не будет! – рыдала я.
– Нет, будет! Ты станешь за нами присматривать. У тебя очень хорошо получается. Лучше, чем у мамы, – сказала она.
– Мне надоело быть мамой!
Блисс на минуту затихла. Потом обняла меня за шею.
– Ничего! Завтра я буду мамой, – пообещала она.
– Ой, Блисс! – воскликнула я и зарыдала ещё сильнее.
– Я мама, а ты моя маленькая дочка, и я тебя крепко обниму, и ты уснёшь, – продолжала Блисс.
Блисс не могла ни за кем ухаживать, даже за собой. Но когда она меня обнимала, она действительно чувствовала себя настоящей мамой. Я снова заснула, и мы проспали до утра.
Из комнаты, где спали Бэкстер с Пикси, не доносилось ни звука, поэтому мы не стали их будить. Мы с Блисс по-прежнему лежали, крепко обнявшись, продолжая играть, что она моя мама, а я её маленькая дочка.
– Я проголодалась, мама, – сказала я тонким малышачьим голоском.
– Не волнуйся, малышка, я тебя накормлю! – воскликнула Блисс.
Я ждала, что мы будем есть понарошку, но она выскользнула из кровати, исчезла в кухне и вернулась с пачкой чипсов.
– Вот, родная, сухарики для малышей, – сказала она, тряся у меня под носом пакетом.
Она снова залезла в постель и стала кормить меня чипсами, одновременно засовывая по несколько штук и себе в рот.
– Ой, мы сильно намусорили в постели, – заметила я. – Мама нас убьёт, когда вернётся.
– Нет, это мы её убьём за то, что она оставила нас одних, – ответила Блисс.
– Эй, Блисс, это на тебя не похоже!
– А я – это больше не я. Мы все стали другими.
– Что ты этим хочешь сказать: может, и Бэкстер стал тихим, спокойным и благоразумным? – поинтересовалась я.
Мы обе захихикали и пошарили в пакете руками, чтобы дособирать остатки чипсов.
– Нам уже и завтрак будет не нужен, – сказала я. Но когда братишка с сестрёнкой проснулись и мы все уселись за кухонный стол, мы с Блисс съели ещё и горку тостиков. Я волновалась, что у нас заканчивается хлеб, но ничего не могла с собой поделать. Нельзя сказать, чтобы я была голодна, но у меня внутри было какое-то щемящее чувство пустоты, и еда позволяла его приглушить.
Я как раз намазывала маслом третий тостик, когда раздался стук в дверь.
– Мама! – сказала Пикси.
– Нет, это не мама, глупышка, – у мамы ключ.
– Папа! – сказал Бэкстер.
– Твой папа в Шотландии, это не он. В любом случае у него есть ключ. Послушайте, на всякий случай мы не будем открывать, – прошептала я. – Сидите тихо, поняли?
Мы замерли, даже жевать перестали. Снова послышался стук, а потом загремели ключом в почтовом ящике.
– Лили! Лили Грин! Ты здесь? Это я, Сара.
Сара жила этажом выше и тоже училась в классе мистера Эбботта.
Что ей нужно? Я решила пойти посмотреть, что она будет делать дальше. Я не хотела, чтобы её услышала старуха Кэт и заковыляла по галерее на разведку.
Подойдя к двери, я чуть её приоткрыла и оглянулась по сторонам. Да, это была Сара в школьном зелёном платье в клетку.
– Разве ты ещё не встала? – спросила она, бросив удивлённый взгляд на мою пижаму.
– Нет, у меня вирус. Мы все заболели. Не подходи слишком близко, Сара.
– Ладно, не дыши на меня своими микробами. Как бы то ни было, мистер Эбботт хочет знать, поедешь ли ты завтра с нами в галерею или нет. Он просил передать, что зарезервировал для тебя место в автобусе.
– Ой! Но я же не платила!
– Он просил передать, чтобы ты по этому поводу не волновалась. Похоже, он сам за тебя заплатит.
– Правда? Какой он хороший!
Сара сморщила нос:
– Он не хороший, а странный.
– Нет!
– Ну, ты так говоришь, потому что и сама немного не в себе, – воскликнула она.
– Пожалуйста, передай ему «спасибо».
– Ладно. Сказать, что ты придёшь?
Я задумалась. Мне очень хотелось отправиться в школьную поездку с мистером Эбботтом. Я представила себе галерею, сплошь увешанную знаменитыми полотнами, и как мы вместе бродим среди них. Мистер Эбботт рассказывал бы мне о каждой картине, а потом бы серьёзно спрашивал, что я о них думаю, и вёл бы себя так, будто ему действительно интересно…
– Я приду, если почувствую себя лучше, – сказала я.
За спиной возилась Пикси, пытаясь пролезть у меня между ног.