Book.

– Кажется, нам удастся разжиться кусочком торта вместо традиционного пудинга, – пробормотала я ребятам.

Нам пришлось долго ждать, потому что бабушки никак не могли расстаться друг с другом, но в конце концов тяжело поднялись и заковыляли прочь в своих мешкообразных брюках и ортопедических босоножках.

Я вскочила с места, схватила тарелку с остатками торта и через секунду вернулась за наш стол. Разрезав кусок на четыре части, самый большой я дала Блисс.

– Нет, она не хочет! Я съем её порцию, – заявил Бэкстер.

– Ешь торт, Блисс. Ты знаешь этих бабушек. Ты видела, что никаких микробов у них нет, помнишь, как тщательно они мыли руки? Поэтому ешь торт, хорошо?

Она явно сомневалась, но, попробовав крошку торта и капельку крема, решила, что он такой вкусный, что уже не важно, есть в нём микробы или нет.

Бэкстер в один присест умял свой кусок и теперь раскачивался на стуле, вытягивая шею, чтобы увидеть, не захотел ли кто-нибудь ещё оставить еду для нашего пира.

– Посмотри вон на тех девушек! Спорим, они не съедят всю картошку? Только и знают что хихикать. Смотри, они уходят, забирают свои сумки, скорей!

И Бэкстер стал быстро пробираться между столами. Он схватил тарелку с коркой от пирога и картошкой, недоеденный сэндвич, полпирожного, горку салата и три варёные морковки, свалив их друг на друга как попало. И гордо вернулся с полной тарелкой.

– Ну ты даёшь! Нельзя быть поскромнее? – проворчала я.

– А ты помолчи! Можешь не есть, – ответил Бэкстер, засовывая в рот корку от пирога целиком, пока я не успела разрезать её на четыре части. Остальное я разделила между девочками, заставив каждую съесть по морковке, потому что знала – там полно витаминов, а сама съела салат. Наверное, там тоже было много витаминов, но на вкус он был как мокрая мочалка.

– Теперь твоя очередь искать еду, Блисс, – сказал Бэкстер. – У меня ведь всё здорово получилось, скажи?

– На самом деле мне не нравится эта еда, – ответила Блисс. – Не люблю, когда всё перемешано.

– В желудке у тебя тоже всё перемешивается, ведь так? – не унимался Бэкстер. – Ты просто боишься пойти что-нибудь стырить.

– Это не воровство, Бэкстер, – рассвирепела я. – Если бы это было так, я бы ни за что вам не позволила это делать. Это просто… типа мытья посуды.

Я позволила ему пойти ещё пособирать еду с тарелок, потому что ему это нравилось, и в расчете на то, что если его поймают, работники кафе на него не сильно рассердятся, потому что он маленький мальчик. Мы там просидели целый час или около того, и каждые несколько минут Бэкстер ходил за едой. За столом у нас был такой праздник, что даже маленькие серые воробышки тоже прилетали к нам поживиться. Один из них прыгал взад-вперёд прямо на нашем столе, точно дразня нас.

– Ой, какой же он милый! – воскликнула Блисс. – А можно он будет жить с нами, мы его приручим, и он будет у нас птичкой-любимцем?

– Ну конечно, ещё мы заведём кролика и, может быть, оленёнка, – сказала я и вдруг осеклась, потому что в глазах у Блисс промелькнула надежда. – Шучу, Блисс, они как Бэкстер – их нельзя приручить, – объяснила я, и это по крайней мере её рассмешило.

Когда мы так наелись объедками с чужих тарелок, что часть еды даже пришлось оставить, мы медленно спустились по ступенькам, прошли сквозь ворота и уселись на солнышке на стволе упавшего дерева. Мы немного поболтали ногами, попели глупые песни, но от еды и тепла нас всех разморило, даже Бэкстера. Мы все вместе улеглись на траве – Пикси у меня на коленях, положив голову мне на живот как на подушку, а Бэкстер с Блисс по бокам, – и заснули.

Я спала долго-долго, несмотря на то что земля была жесткой, а по бокам меня прижали малыши, возможно, потому что по ночам я как следует не спала с тех пор, как мама встретила Гордона. Я видела во сне, что у меня выросли крылья ангела, розово-красно-золотые. Я взмыла в воздух и улетела. Так я и парила в солнечном сиянии, пока меня не разбудили длиннохвостые попугайчики, которые очень громко кричали. Крылья мои отвалились, и я лежала, вытянувшись на траве, с онемевшими руками. Я осторожно скатила с себя Пикси и, потянувшись, села. Она всё ещё спала, а Бэкстер с Блисс по очереди ходили по стволу упавшего дерева.

– Наконец-то! – закричал Бэкстер. – Ты спала целую вечность.

– Бэкстер хотел тебя разбудить, но я ему не давала, – рассказала Блисс. – Мы играем в канатоходцев, Лили. Давай иди к нам в цирк!

Я стала играть вместе с ними в цирк, делая сальто и стойку на руках. Когда Пикси проснулась, она стала изображать обезьянку. Потом Бэкстер с Блисс были львами, а я укротительницей. Когда они охрипли от рёва, я стала мадам Лили с группой белоснежных, как лилии, лошадей, и мы принялись без устали скакать галопом по кругу. Пикси бежала за нами и пыхтела, как маленький шетландский пони. Я уже давно выросла из этих глупых игр и убеждала себя, что в них играю, чтобы развлечь малышей.

Когда все выдохлись, мы снова упали на траву и стали по очереди рассказывать истории. Я рассказала им сказку про то, как у нас у всех выросли крылья и мы стали летать в разные части света. На какое-то время они увлеклись, но Блисс подкралась поближе, взяла меня за руку и сказала, что не хочет никуда лететь без нас троих. Она рассказала длинную запутанную историю про Золушку, Белоснежку и Спящую красавицу, которые все вместе жили во дворце и каждый день меняли бальные платья.

Бэкстер начал рассказывать историю про страшного человека-волка, который прятался в папоротнике и, напав на свою жертву, впивался страшными зубами ей в шею, но я заставила его замолчать, особенно когда он стал показывать, как это было и обе девочки завизжали от страха. Когда я навалилась на Бэкстера, чтобы его остановить, Пикси уже расхрабрилась и закричала:

– Ещё, ещё, ещё! Ещё про волчка!

Но Блисс испугалась по-настоящему.

Сама Пикси была мала, чтобы рассказать настоящую историю. Она наговорила кучу всего: «Пикси танцевала, потом Пикси пела, потом Пикси съела много-много мороженого», – продолжая бубнить только о себе.

– Пикси рассказала скучную сказку, – съязвил Бэкстер. Он встал, куда-то полез, продираясь сквозь папоротник, и нашёл старый, явно побывавший в зубах у собаки мяч. – Эй, давайте поиграем в мяч!