– Я не хотел вас побеспокоить, не стоит уходить, иначе меня загрызет совесть, – Антон приподнялся, – я пересяду.

– Не парьтесь, я здесь действительно засиделась.

– Прошу, не торопитесь, – старательно разыгрывал обходительность Антон. – Я только-только прилетел с Земли и никого здесь пока не знаю. И если я вижу в специализированном заведении красивую девушку, то у меня возникает естественный интерес. Скажите только, вы танкист или поклонница?

– Ни то и ни другое. – Еще один быстрый взгляд. Она поднялась, джинсы обтянули стройные бедра.

– Кто же? – шире улыбнулся Антон.

– Критик, – ответила она.

– Опа-па, – растерялся танкист. – В таком случае мы, наверное, еще встретимся?

– Безусловно, – рассеянно пообещала девушка и проскользнула в приоткрытую дверь.

Антон вздохнул, затем поднялся и неспешной походкой направился к барной стойке. Но не успел он открыть рот, чтобы сделать заказ, как его окликнули из глубины зала:

– Эй, танкист, есть снаряды пострелять?

– Нет, ребята, – отозвался Антон. – У меня плазма.

– Плазма? – удивились бритоголовые. – А ты чего такой дизельный, мазута? Кому служишь?

– ЧВК «Дозор», – ответил Антон, поворачиваясь к компании лицом.

– Вот те раз! Мы тоже из «Дозора»! Только привезли, что ли? Свежее мясо? Кто командир?

Антон ответил. Компания повеселела, а потом дружно сдвинулась, освобождая место за столиком для еще одного человека.

– А мы подумали, что это левый селенолог в наш бар завалил! Бери пивасик и дуй к нам, брателло! Расскажем об особенностях танкового вождения в условиях микрогравитации.

Глава 7

Если вы подумали, что у нас все всегда получалось и во всех вопросах было согласие, то это не так. Один конфликт едва не расколол наш экипаж на два противоборствующих лагеря. Главными антагонистами стали Коля Горобец и Володька Дорогов, остальным же пришлось разделить бремя ссоры, заняв ту или другую сторону. Ничто не предвещало беды, мы лениво завтракали в теплой, пропахшей жареным фаршем столовой НИП-10. За окнами дул, завывая, промозглый ветер, со скрипом раскачивались ветви деревьев, роняя, точно янтарные слезы, последнюю листву. Военнослужащие, быстрым шагом пересекающие техзону, кутались в бушлаты.

Мы же баловались кофе и свежей выпечкой, было воскресенье, никаких тренировок в этот день не планировалось, только небольшая пятиминутка с начальством и – гуляй вальсом!

Все началось с того, что Дорогов, просматривая свежую «Крымскую правду», как бы невзначай бросил, что зря Хрущев подарил Крым Украине.

Да, мы не ослышались, он так и сказал!

– Зря, – говорит, – Хрущев подарил Крым Украине…

И задумчиво так глоток кофе – хлюп и отставил чашечку.

Горобец прекратил лопать булку. Он смахнул крошки с губ и переспросил:

– Как-как?

Мне бы сидеть и не вякать, но я-то не был пророком и не мог предвидеть, чем это все закончится.

– Почему? – без особого интереса спросил я Дорогова, продолжая подсчитывать количество кусочков, из которых в столовой была собрана настенная мозаика с космонавтом на орбите; ну, нечем мне было заняться!

– Да, Вова, – Горобец нахохлился, – почему это тебе Украина не нравится?

Дорогов посмотрел на стрелка поверх газеты.

– Как это – не нравится? Нравится. – Дорогов говорил очень спокойно, можно сказать – умиротворенно, но я слышал в его голосе какую-то… хитринку, что ли? – Я просто сказал, что Крым напрасно подарили Украине.

– Это, мля, мы слышали! – Горобец аж подпрыгнул на табурете, стальные ножки громко клацнули по кафельному полу. – Теперь, мля, обоснуй!

Прокофьев насторожился, снял очки и отложил кроссворд. Апакидзе и Алиев тоже перестали считать мух и теперь поглядывали то на стрелка, то на оператора антенны.

– Коля, спокойно! – Я натянуто улыбнулся. – К чему эти вопли?

– Да я, Вась, спокоен. – Горобец погладил усы. – Пусть Владимир будет так любезен и пояснит, что он хотел сказать.

– Ну вот моя дочь здесь, в Симферополе, со второго класса учит украинский язык, – сказал Дорогов. – Зачем это ей надо? Не пойму. Я в свое время этот предмет не проходил, украинский понимаю, ничего сложного в нем нет, но мне хватает русского, чтобы общаться с каждым в Советском Союзе. Добавили бы лучше часов русского языка, и то больше было бы проку…

– То есть ты против, чтоб в школах преподавали украинский язык? – Горобец с вызовом поглядел на Дорогова.

– Нет, Коля, не против, – со вздохом ответил оператор антенны. – В Украине пусть преподают. А в Крыму это делать незачем.

Горобец фыркнул.

– Что плохого в том, что твой ребенок будет знать два языка? – подбросил в огонь дров Алиев, причем тоже наверняка без особого умысла.

– Украинский язык очень красив, – миролюбиво произнес Прокофьев, – напрасно ты, Володь, так говоришь.

– Мужики, я не спорю, что язык красив и что чем больше знаешь «мов», тем лучше. – Судя по лицу Дорогова, поспорить он как раз был не прочь. – И ленты с венками – красиво, и вышиванки с шароварами… Только не наше это все, не крымское. Привнесенное. – Он развернул газету, чтоб мы увидели козачка, отплясывающего гопак посреди сцены Дома культуры районного масштаба. – Может, мне не хочется, чтоб моего ребенка сызмальства заставляли любить чужой язык, чужие ленты и чужие шаровары.

– Как это – чужие? – снова вспылил Горобец. – Братец, мы живем в одной стране! И в ней – все свои! Чужих нет!

– Хорошо. – Дорогов свернул газету в трубку. – Предположим, что Турция – это одна из республик Союза.

Мужики невесело захмыкали. Ну хоть какие-никакие улыбки появились на рожах, и то хлеб.

– И вот снова представьте, Крым отдают Турции. – Дорогов с прищуром посмотрел на нас; какие были улыбки – все угасли. – А почему нет? Одна ведь страна. И в школах у нас – турецкий язык вместо украинского, учительница в чадре рассказывает, как весело и здорово живется в Турции и что детишки русские по крови – маленькие турки на турецкой земле. Что девочки тоже скоро наденут паранджу, а мальчикам… – Он покосился на Алиева и не договорил фразу.

Алиев же поймал этот взгляд и воспринял его как переданную эстафету.

– Хромая аналогия, – высказался бортинженер. – Никто в Союзе не позволит так давить на граждан, не сочиняй. И тем более как можно говорить о насильственной исламизации в стране атома, космонавтики и атеизма?

– В Союзе – быть может, – быстро согласился Дорогов. – А если Турция выйдет из состава СССР? Вместе с Крымом, само собой. Государственный строй изменится, верх возьмут консерваторы или националисты, и на этом – все, можно ставить точку. Какие права и свободы ты сможешь гарантировать двум миллионам русскоговорящих жителей Крыма? Им придется либо вести себя, подобно титульной нации, либо бежать в СССР, либо переселяться в зинданы.