«Чай, это тебе не «Гиннесс» какой!» – Я ни с того ни с сего бесшабашно возгордилась, хотя мне самой хватило пары глотков.
– Да уж не плох, ежели поглядеть, как ты им налакался, Тихий, – проворчал хозяин. – Эй, говорил же тебе, чтоб закусывал! Вот беда с этими инородцами, что людь, что нелюдь, а пить все одно не умеют. Девка! Как там тебя… Катька! Не видишь, господин лыка не вяжет? Сведи его в горенку да спать уложи, а то еще буянить начнет, чего доброго.
Я подставила плечо под руку сида и повела его, глупо хихикающего, в спальню. Правда, с первой попытки увести Диху не удалось, упирался он, желая допить из кубка. Вторая тоже успехом не увенчалась, но уже по моей вине, не сразу вспомнилось, что свет в тереме надо с собой носить в виде свечи, иначе на лестнице можно шею свернуть впотьмах. И только с третьего захода ирландского нелюдя удалось довести до кровати без приключений.
Так мне сначала думалось, а на самом деле все приключения были впереди.
Диху с хихиканьем упал на постель, и казалось, что вредный сид сразу же задрых. Медовуха выбила из седла. Бывает! Теперь самое время осторожненько, на цыпочках…
– Куда это ты? – осведомился Диху, развалившийся поперек кровати. – А разувать хозяина кто будет?
Меня так внезапно застигли врасплох, что я едва на месте не подпрыгнула.
«Тьфу! Чтоб тебя, гад!»
Но моя досада испарилась, как капля воды на сковороде. До того злые и трезвые были глаза у сида, а еще по-плохому веселые.
«Боже мой! Да он же мысли мои читает!»
– Кыс-кыс-кыс… – и пальцем к себе поманил.
– Шутить изволите, барин? – как ни в чем не бывало, пробормотала я.
«Крестьянка, а крестьянка, а у тебя бабушка есть? Сиротка, значит!» – тоже мне вспомнилось чрезвычайно некстати.
Сид, мысли эти прочитав, этак многообещающе подмигнул лукавым и почти кошачьим глазом:
– Еще даже не начинал. Видишь ли, Кэт, мне так редко выпадает случай безнаказанно повеселиться, что упускать его я не намерен. Ну? Запри дверь и делай, что велено.
Медовуха – штука подлая. Пьется, как компотик, без меры и контроля, а потом – бац! Первыми предательски отнимаются ноги, голова же остается на диво трезвой и светлой. Неосторожного дегустатора страшно тянет на всяческие размышлизмы, которые рано или поздно обязательно скатываются в эротику. Осуществить же любвеобильные планы мешают… Правильно! Бастующие ноги и общая рассеянность внимания. Такой вот круговорот медовухи в природе и организме. Сид покамест полулежал и менять положение не собирался. Похоже, что и его подкосило коварство исконно русского напитка. Но, с другой стороны, он и человеком, строго говоря, не являлся. Поэтому я изо всех сил тянула время, не торопясь исполнять приказание; топталась, мялась, хмыкала, а попросту натурально отлынивала.
– Плохая кошка, – ухмыльнулся Диху и погрозил пальцем. – А если так?
Хмель вовсю гулял в крови сына Холмов, а потому колдовство получалось легко и почти бесконтрольно. Как чихание. Вот только нацелиться на дверь удалось не сразу: рука подрагивала и собственное хихиканье мешало. Однако со второй попытки нетрезвому сиду удалось прищелкнуть пальцами. Хлоп! – и дверь сама собой захлопнулась. Наконец-то. Ну, может, только самую малость громче, чем следовало.
Она так потешно взвизгнула, что Диху хрюкнул от смеха.
Давно он так не забавлялся. Невольница в испуге заметалась по горнице. Волшебство, даже такое простое… особенно такое простое, внушало трепет. Сид приподнялся на локте, чтобы получше насладиться зрелищем. Настроение у него дошло как раз до той степени хулиганства, когда прямо-таки распирает совершить какое-нибудь непотребство. Либо кошке к хвосту бубенчик привязать, либо девке юбку на голову завернуть. Кстати, о юбках…
– А так даже забавней, – отметил Диху и снова повел пальцами.
Моя растрепанная коса расплелась окончательно. Сама по себе! А руки без всякого участия воли потянулись снимать летник.
– А может, не надо? – жалобно проскулила я. – Ну, пожалуйста! Вы же эльф!
Последний аргумент произвел ужасающее впечатление, прямо противоположное тому, который я ожидала.
Расшалившегося бессмертного бражника словно ведром ледяной воды окатили. Эффект был как с пресловутым мартовским котом: вздыбленная шерсть, прижатые уши, выпущенные когти и злобное шипение.
– Кто?! – вызверился сид, оскалив некрупные острые зубы. – Как ты меня назвала, девушшшка?
Оскорбление было столь велико, что он не нашел подходящего ругательства в ответ. Эльф! Подумать только! Эта маленькая вошь посмела… Последний глупец, осмелившийся обозвать потомка Дану этой человечьей кличкой, подыхал достаточно долго, чтобы поблагодарить всех своих богов за то, что родился все-таки смертным. Потому что умер в конце концов. Иначе…
Диху сын Луга не просто разозлился, он стр-р-рашно разозлился. Инстинкт самосохранения сразу подсказал мне, что кроется за яростным блеском расширенных зрачков и бледностью губ, поэтому объяснять про английского писателя Толкина и книгу «Властелин колец» мне расхотелось сразу. Как отрезало.
– Ну… у нас сидов так иногда называют. – Я честно попыталась вывернуться. – У нас. В моем мире. Путают, наверное. Я не хотела вас обидеть, мой… господин.
Сквозь звон в ушах и собственный гнев Диху не сразу расслышал, что она там лепечет. Показалось сперва, что маленькая дрянь просто разевает рот беззвучно, как рыба. Но когда смог все-таки различить ее жалобный писк, волна ярости уже отступала, обнажая холодный песок язвительного веселья, в котором не было ничего человеческого.
– Ты пытаешься испортить мне забаву, – процедил сид. – Плохая кошка.
И, смерив ее злобным взглядом от макушки до пяток, приказал:
– Раздевайся. Сама. А будешь ломаться, заставлю сделать это медленно и приплясывая. Рубашку можешь оставить. А потом, – показал пальцем на свои сапоги. – Поняла?
Жалобно поскуливая от страха и злости, путаясь в рукавах и подолах, я разделась до рубашки. Которая, спасибо примитивной средневековой технологии, была достаточно взглядонепроницаемой.
Впрочем, сидскому зрению грубая ткань, похоже, нисколько не мешала.
Боже мой, как же мне было противно и жутко – до дрожи в коленях, до рвоты.
Впрочем, такая немудреная забава быстро приелась сиду. Он задумчиво на меня посмотрел, сморщил нос и спросил как бы между прочим:
– Кстати, а что все-таки означает «ледащая»?
– Иван Дмитриевич, должно быть, полагает меня слишком худой, чтобы считаться здесь красивой, – чопорно молвила я и немедленно перешла в тактическое наступление: – Ну? Ногу сюда давайте, буду сапоги снимать.
Резкая смена темы, по идее, должна сбить с толку.
– Много он понимает в женщинах, этот Айвэн, – хмыкнул Диху, вытягивая ногу. Похоже, касательно разувания это была не издевка, а необходимость. Самостоятельно избавиться от сапог сид, наверное, мог, но для этого ему пришлось бы изгонять опьянение, а вместе с хмелем – и беспечную легкость, которую дарил мед. И ради чего, спрашивается? Не ради же меня? Иметь же дело с трезвым и злым сидом мне совершенно не хотелось.