Кошка колдуна | Страница: 48

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но не много правды в таком прозвании.

Желаешь ли сразиться со мной или состязаться в мудрости?

«Начинается!» А то я не знаю, как у них там в эпосах принято соревноваться: сейчас ка-а-ак начнут загадки загадывать, а в промежутках между раундами похваляться доблестями. А мы с Прошкой мерзни. Хотя, справедливости ради, сида моего стоило поблагодарить за три волшебных зерна, научивших пониманию здешней речи. Да и моих институтских преподавателей, влюбивших меня в Калевалу, Старшую и Младшую Эдды и ирландские саги. Язык хийсы я понимала почти дословно.


Мудрецу задам задачу,

Дам загадку чародею.

Назовешь мое ты имя –

Отпущу тогда ербезьку.

За арбушку крови Дану

Рассчитаешься иначе! –

молвила монстриха важно.


«Ербезьку отпустишь, а… а меня? В смысле, арбушку! Со мной что будет?» – перепугалась я. Оставалось лишь надеяться на сидову бессмертную смекалку.


Нетрудно разгадать твою загадку, о женщина,

Меняющая облик, госпожа лесных чертогов.

Ошибусь, если назову тебя Сюэтар, матерью сорок и воронов,

Или Хонготар, хозяйкой сосен, хоть вы и в родстве.

Третье же имя воистину твое. Керейтар, золотая дева,

Какой платы желаешь ты, Мать Лисиц? –

с этакой притворной ленцой произнес он.


Какой у меня все-таки умный хозяин и… э-э-э… родственник. Видит дедушка Луг, мне просто несказанно повезло. Керейтар? Мать Лисиц? Впрочем, против лисиц я ничего не имела, по крайней мере, до тех пор, пока они не начнут глодать мои косточки.

Хийса с достоинством приняла свое поражение и даже улыбнулась, проворковав:


Что же, нет нужды, пожалуй,

В поединке чародейском.

Вижу, ты мудрец изрядный!

В дом Керейтар ты пожалуй,

Не побрезгуй угощеньем.

После станем торговаться.

И эти два реликта доисторических эпох, как ни в чем не бывало, едва не под ручку, направились к землянке. Угощаться, а после торговаться за наши с Прошкой жизни, в основном, за мою арбушкину жизнь.

– Э… а-а… э… – просипела я им вслед, что в переводе означало: «Эй вы, чудики, а как же я?»

Я была в ужасе, я была в отчаянии, потому что это только в адаптированных для современных детей народных сказках добро торжествует, а герой спасается. В настоящих – для героя все может закончиться мучительной смертью – горло перегрызут или суп сварят.

Вот не сторгуется Диху за арбушку, паче того, проиграет этой Лисьей ведьме в эпическом споре, и завтра меня подадут на пир с хрустящей корочкой под брусничным соусом. Вдруг наша Керейтар поджидает Сюэтар и Хонготар на мясную вечеринку?

Слезы сами потекли по холодным щекам, когда я представила себя в качестве главного блюда хийсы.

И тут моя сосна-тюремщица решила сменить диспозицию. А может, устала держать нас с Прошкой сразу в обеих «руках»? Ветки задрожали, ствол заскрипел, и словно волна прокатилась от корней до самой верхушки – это сосна прикатила ко мне уже выкупленного «ербезенка». Нас на мгновение освободили, и тут же ветви сплелись плотно и густо, а мы с Прошкой оказались внутри кокона. Все новые и новые хвоинки-иголки прорастали прямо под нашими изумленными взглядами.

– Хийса нас согреет, – уверенно заявил Прохор, но придвинулся поближе. – Чтобы мы не померли на морозе, пока они с Тихим станут миловаться.

– Торговаться, ты хотел сказать?

– Один хрен, – махнул рукой подросток. – Не боись, Катюха, наш эринец небось корнем силен.

– В каком смысле?

Я по-прежнему не понимала, к чему клонит мальчишка.

– В том самом, – хихикнул он. – Слышишь, нет?

И я услышала какие-то сдавленные стоны и вскрики совсем рядом.

– Это они? А что они делают?

Прохор Иванович посмотрел на меня, как… как манул на блогера.

– Ты совсем дура, да? Даже я знаю, что они там делают, а тебе и подавно должно быть ведомо.

В чем-то ербезенок был прав. Я все-таки дура, раз сразу не поняла, что за торг может быть между Хозяйкой Лисиц – золотой девой и Покровителем очагов. Позор тебе, Екатерина! А еще этнограф с почти красным дипломом!


Диху

Землянка лесной хозяйки ничем не походила на бру детей Дану. Если в домах Народа Богини, которые очень условно можно было назвать «холмами», работал принцип, как бы сказали современники Кайтлин, разделенного пространства, то нора Керейтар выглядела и пахла так, как и положено норе. Лисьей. Единственное отличие – очаг, едва тлеющий, не дающий ни тепла, ни света. Диху поморщился и, не задумываясь, прищелкнул пальцами, заставив пламя вспыхнуть и спалить ту вонючую труху, что была у хийси вместо дров.

– Силы не трать, – ухмыльнулась Керейтар, подмигивая. Глаза ее в полумраке светились зеленым, как гнилушки. – Достанет ли, чтоб расплатиться за девку?

– Смотрю, ты все-таки ищешь ссоры со мной, хийси. И впрямь решила, что моя кровь тебе по зубам?

– Так ведь ты уже поссорился, только не со мной, – хихикнула она. – Но мне нет дела до вашей вражды, твоей и Кайлих. То дела детей Ткачихи, но мне не след упускать добычу, которая сама в руки идет. А ты обещал заплатить.

– Чего ты хочешь, Мать Лисиц?

Хийса глянула исподлобья, а потом молча развела руками. Диху вздохнул:

– Да, мог бы догадаться.

– Поделись со мной своей Силой, сын Дану, – глухо проскрипела Керейтар. – Тяжко быть пленницей собственной немощи. А в вас, потомки Ткачихи, столько пламени, что хватит, чтобы разжечь даже давно промерзший очаг. Мне бы и жизни твоей девки хватило, но ты лучше. Сильнее.

– И вкуснее, надо думать. Это Кайлих тебя надоумила? Хотя нет, вряд ли…

– Дочь Ллира ищет свою выгоду, а я свою. Ну? Согласен?

«Интересно, это ты тоже планировала, о Кайлих? Такова твоя месть?» – подумал Диху, а вслух сказал, глядя прямо в требовательные, ждущие глаза хийси:

– Ну не драться же с тобой. Обещал, значит, расплачусь. Вот… испей для начала, – и протянул ей руку.

Керейтар не нужно было предлагать дважды. С жадным возгласом, тявкнув, как голодная лисица, хийси впилась зубами в запястье сида. А потом, когда уродливая дряхлость треснула и полезла с нее клочьями, как облезлая шкура, толкнула Диху спиной в самый темный угол, на лежанку, наваливаясь сверху.


Прошка

Прохору Ивановичу не впервой было девок всякими байками от перепуга спасать. Только Катька не грома и не дурного глаза боялась, а того, что хийса ее съест.

– Да не трясись ты так, – прикрикнул он по-мужски сурово. – Раз милуются вовсю, знать, сторговались полюбовно.