– Хватит сопеть и вертеться, дитя, – буркнула сида и бросила в Кеннета подушкой. – Заткни уши и спи.
– Боюсь, хозяйке из-за нас достанутся оплеухи или еще чего похуже.
– Чего? – Голос у сиды прорезался совсем не сонный. – Какие еще оплеухи? Зачем?
– Не любит твой опальный ярл людей, это ж видно. Выместит на бабе злость, как водится, – вздохнул горец.
В ответ Кайлих неожиданно рассмеялась. В темноте Кеннет лица ее видеть не мог, но чувствовал, что сида улыбается его словам, причем грустно.
– Дурачок. В том-то и дело, что любит, точнее, любил, а вас любить – последнее дело, себе дороже.
Как тут удержаться от расспросов? А тетушка Шейла и рада поточить язык об оселок чужой судьбы. История же с Альфкелем Лунным Ярлом случилась и в самом деле назидательная. Однажды, почти сто пятьдесят лет назад, могучий воин-альфар встретил юную деву – дочь богатого и знатного человека, звали ее Хелен. И на беду свою полюбил так, как любят только нелюди – люто и на всю жизнь.
– А это у альфар запрещено?
– Ничего подобного. Кому какое дело до того, что за зверушку ты завел? Кто-то холит своих соколов, а кому-то подавай добродетельную девицу. За всеми не усмотришь. Так, по крайней мере, думал Велунд, до той поры, пока наш… – сида прислушалась к очередному всплеску ярости этажом ниже, – наш громогласный друг ради своей возлюбленной не пошел на тяжкое преступление.
Кеннету сложно было представить, что же такое учудил Лунный Ярл. Покусился на власть конунга? Открыл возлюбленной запретное для смертных знание? Вряд ли свои наказали бы его только за то, что он, скажем, убил всю родню девы.
Он даже перевернулся на живот и подпер голову руками, чтобы не упустить ни единого слова из повести Кайлих.
– Вельва, к которой Альфкель обратился за предсказанием, раскинула руны и увидела, что по морю плывет в Берген корабль из Британии, везущий для Хелен неминуемую смерть. И тогда он приказал слугам потопить этот корабль вместе со всей командой. В ту же ночь Велунду был послан норнами вещий сон. Вмешательство Альфкеля, поведали они, приблизило Рагнарек, ибо нити судеб, которым суждено было прерваться, остались целы. Деянием же своим Лунный Ярл изменил судьбу всей Норге.
– Ничего себе! – охнул Кеннет.
Вся Норге – это тебе не хрен собачий.
– Даже всемогущие асы не властны над своей судьбой. Норны сказали: «Крепкие были попраны клятвы, и договор, что строго досель соблюдался, нарушен», – торжественно молвила Кайлих.
Ясен пень, тут же догадался горец, конунг осерчал на ослушника. Его самого изгнали за гораздо меньшее. А тут такое!
– Велунд вызвал Альфкеля на тинг, чтобы осудить его на казнь. А тот возьми и не явись. Тогда конунг объявил на него охоту и приказал убить, как труса.
– А как это?
– Тебе лучше не знать, дитя.
Если честно, Кеннету и не хотелось особо. А то он не видел ни разу, что может сотворить с плотью опытный в своем живодерском ремесле палач.
– Что, что дальше-то было?
– От охотников я его спасла и виру дала немалую, – сыто промурлыкала сида. – Тяжко заполучить альфара в должники, почти невозможно. Разве я могла упустить такой случай?
– Разве тем самым не накликала ты на себя немилость их конунга? – подивился сидскому хитроумию Кеннет. – Может, стоило наоборот поступить, нет?
– Я говорила тебе, что альфары вероломны? – Кайлих сладко зевнула. – Велунд не помнит добра, хоть угождай ему, хоть нет. Посему я избрала иной путь.
– Какой?
– Узнаешь со временем. Спи уже.
– Погоди. А с Хелен, с той, самой первой, что стало? – не унимался любопытный Маклеод.
– Померла, вестимо. Она же христианкой была, в спасение души верила, а наш Ярл хотел ее в Альвхейм забрать, сделать нечеловеком. Думал, она перебесится, позлится да и привыкнет. Она же, в свою очередь, мечтала, что возлюбленный примет крещение и обретет душу. В итоге каждый остался при своем, как оно всегда и бывает.
Кеннет на всякий случай осенил себя крестным знамением и спросил:
– А теперь?
– Теперь-то? Альфкель страдает и тоскует, а чтобы ему не одиноко было делать то и другое, заставляет страдать и тосковать всех вокруг.
– И потому живет среди людей?
– Да кто только среди людей не живет. Вас много, вы на многое пригодны – хоть жрать вас, хоть играть вами, хоть любить. Да ты теперь, – сида зевнула еще слаще, – сам все увидишь.
Причмокнула совсем по-детски губами и засопела на хозяйской перине, словно ничего не произошло. А Кеннету не спалось поначалу. Заскрипела и хлопнула дверь – это ушел бродить в ночь изгнанник Альфкель, и тихонько всхлипывающая до сих пор Ленэ разрыдалась в голос. Самое бабье дело – слезы лить, когда ничем другим горю не поможешь. Там, где мужик, смертный или нелюдь, примется смерти искать, женщина отрыдает и отмолит у Пресвятой Девы. Так уж заведено.
Бить ее альфар не бил, а жила Ленэ Пятая все ж таки в достатке, что немаловажно. И перина у нее на гагажьем пуху, к слову.
Когда вернулся хозяин, Кеннет не слышал, проспав аж до самой мессы. А сида, когда родич только сунул в горницу заспанную рожу, успела и в баню сходить, и отобедать в компании Альфкеля, и дознаться от него разных новостей, в основном для нее неутешительных.
– Придется нам тут задержаться дольше, чем хотелось бы, дитя, – проворчала она.
Но Кеннет, напротив, порадовался, в Чертоги к сородичам хозяина его не тянуло пока.
– Значит, я могу осмотреться как следует? Похожу, посмотрю, как люди в Норге живут. Интересно же!
– Как тебе будет угодно. Я помню, ты хотел к обедне сходить, совершить эти ваши странные обряды…
– Причаститься и исповедаться, – напомнил он забывчивой на такое сиде. – Так и сделаю.
Набожностью Маклеоды никогда не отличались, и бежать сломя голову в церковь Кеннет не стал бы, но коли доведется оказаться возле храма Божьего в урочный час, мимо он не пройдет. Заступничество Пресвятой Девы воину никогда не помешает.
И когда уже почти сделал шаг за порог дома, тетушка Шейла вдруг напомнила давешний разговор про троллей.
– Увидишь тролля, а ты его теперь точно увидишь, сделай милость, не ори на всю улицу и с мечом на тварь не бросайся. Все равно не догонишь, только бергенцев напугаешь непонятным буйством.
– Точно увижу? – усомнился горец.
– Еще сколько, – посулила Кайлих и строго добавила: – Только предупреждаю: не вздумай вмешиваться, чему бы ни стал свидетелем. Если не желаешь, чтобы в отместку они украли и сожрали нашу хозяйку. Да вижу, что не хочешь. Тогда иди и помни мои слова.
Бог знает, что за волшбу сотворила Неблагая, пока Кеннет дрых, однако же предостережение ее пришлось очень кстати. Стоило Кеннету только до перекрестка дойти, как он увидел крадущуюся по смыкающимся соседским крышам тварь. Сначала показалось – здоровенная лохматая собака. Только вот собаки по крышам не лазают. И не бывает даже у самых здоровенных волкодавов таких пастей и таких зубищ. Существо – жуткая помесь пса, выдры и дикой кошки – было размером со щуплого подростка и перемещалось так, словно земля его вовсе не притягивала к себе – плавно, очень быстро и даже по вертикальной стене вверх и вниз, точно муха. А еще эта морда – отвратительная звериная пародия на человеческое лицо. Кеннет усилием воли подавил сразу два отчаянных желания – перекреститься и рубануть богомерзкую тварь мечом. Первое – без толку, второе – невыполнимо, потому что тролль легчайшим прыжком перемахнул на противоположную сторону улицы и был таков. И никто вокруг даже ухом не повел. Может, и ему померещилось?