– Не отсюда, – внушал Ник. – Не пытайся выкрасть ее из этого дома. Дождись, пока приедем в отель.
– Ты не можешь гарантировать безопасность Елены. Что помешает Хуртадо пристрелить ее и свалить вину на моих людей?
– Я этого не допущу.
– Намерения твои благородны, друг мой, но существуют силы, контролировать которые ты не властен.
Легкий акцент Авилара напомнил Сидни о Тикуанне, красивой тропической стране, угнетаемое население которой нуждалось в новом правительстве. Но справятся ли повстанцы с этой ролью лучше диктатора? Хуртадо у власти много лет и даже учредил президентские выборы, хотя никто не сомневался, что он будет править пожизненно. Он привлекал инвестиции и компании за счет разработки нефтяных месторождений и хотя бы мог обеспечить своему народу стабильность.
Перед уходом Авилар повернулся к Сидни:
– Запомни меня, Сидни.
– При всем желании не сумела бы забыть вас.
Авилар нырнул в люк и покинул конюшню. Как только он ушел, Сидни придвинулась ближе к Нику. Она хотела уединиться с ним, заняться любовью, но жажда информации победила зов плоти. Второго шанса поговорить и все разузнать может и не представиться.
– Мне нужно знать, кто в этой игре плохие парни, а кто хорошие.
– Если бы все было так просто.
– ЦРУ поддерживает Хуртадо. Готорн и ее люди из кожи вон лезут, чтобы наладить деловые связи с «Андервуд ойл».
Ник взял Сидни за руку и легонько поцеловал.
– Я на ЦРУ не работаю.
– Ты получаешь приказы из другого источника. Какого? Кому ты отправляешь сообщения?
– Это трудно объяснить.
Хотелось закричать от досады, но она принудила себя говорить тихо.
– Я понимаю, в деле замешаны иные силы, и хочу знать, какие именно и почему.
Низкий спокойный тон его голоса несколько смягчил ее.
– Мое задание заключается в обеспечении безопасности Елены Хуртадо.
Разве может в этом быть что-то плохое? Спасение жизни угнетенной женщины высоко ценилось в личном списке благородных дел Сидни. Вот только ЦРУ не на стороне Ника. Кроме того, он на дружеской ноге с Авиларом, лидером повстанцев. Она возненавидела мрачные мысли, поднявшиеся из глубин подсознания.
Политика ее никогда особо не интересовала, ей нравилось, когда ситуация ясна и представляется либо идеально белой, либо идеально черной.
– Я просто обязана задать тебе один вопрос.
– Что ж, задавай. Положим конец недоговоренности.
– Ты на правильной стороне, Ник?
– Я не предатель, Сидни.
– Конечно нет. Просто я…
– Я посвятил жизнь служению в морской пехоте США и скорее умру, чем предам свою страну.
Как она могла усомниться в нем хоть на мгновение? Он хороший человек, достойный гражданин. И все же.
– В таком случае помоги и мне понять. Ты предан Америке, хорошо. Но какова тогда позиция Готорн и ЦРУ?
– Они заблуждаются.
– Почему ты не можешь им все объяснить?
– Объяснил, если бы мог, но я не философ и не политик и не умею произносить речи. Я человек действия и поступаю так, как считаю правильным.
– Не ты ли говорил, что Авилар несет ответственность за твое похищение?
– Я говорил, что дворец подвергся атаке, и стоило предположить, что винить нужно повстанцев.
– Но Авилара ты не винишь.
– Я его никогда не видел. – Он покачал головой и отвел взгляд. – Мы уже это обсуждали, Сидни. Неужели нужно начинать все сначала?
– Кто-то схватил тебя и разлучил со мной на целых полгода. Мне нужно точно знать, кто это сделал. Я заслуживаю ответа.
– А если я не знаю, что сказать?
– Тогда найдем ответ вместе. Расскажи, что случилось, когда тебя захватили в заложники. Не пропускай ни единой мелочи.
– Меня оглушили электрошокером, надели мешок на голову, и все вокруг почернело. Очнулся я, лежа на земле. Лодыжки и запястья были связаны толстой веревкой, причем запястья не за спиной, а на груди. Я сорвал с головы мешок. Хотелось вскочить и бежать, но я едва мог пошевелиться, мышцы затекли. На то, чтобы принять сидячее положение, ушли все силы.
Раньше, рассказывая Сидни о заточении, Ник придавал случившемуся оттенок неудачной военной кампании. На этот раз все было по-другому. В его голосе слышались боль и гнев.
– Они забрали мою одежду и обувь, раздели до нижнего белья и идентификационного солдатского жетона. У меня пересохло во рту, язык распух. Не было даже слюны, чтобы облизать губы. Я пытался попросить воды, но издал лишь страшный каркающий звук. Один из мужчин сжалился надо мной и пинком послал в мою сторону пластиковую бутылку. Зубами открутив пробку, я стал пить. Никогда еще вода не имела такой чертовски приятный вкус. С тех пор никакого добра я от них не видел.
На глаза Сидни навернулись слезы гнева, она поспешно смахнула их. Ника мучили.
– Когда ты догадался, что в твоем похищении виноват Авилар?
– Я никогда не утверждал, что это он, не знал, захватили меня повстанцы или кто-то, кто работает на Хуртадо. Они хотели выведать информацию и сильно меня избивали. Впоследствии доктора сказали, что у меня двойной вывих плеча. Болело все тело, я был грязный, вонючий, голодный. Потом мои мучители смягчились, и ситуация стала налаживаться.
– С тобой был старик, которого звали Эстебан.
– Меня содержали в лагере, именно тогда я и встретил Авилара.
– Он предводитель всех повстанцев?
– Имеется несколько группировок, его самая крупная, лучше всего вооруженная и самая мощная. Мигель Авилар из богатой семьи, все члены которой покинули Тикуанну, он учился в колледже. При встрече он извинился за дурное обращение со мной и объявил, что не несет за это ответственность.
– И ты поверил.
– Не сразу. Сначала решил, что это очередной хитрый ход, чтобы выудить информацию.
– Что заставило тебя изменить мнение?
– С ним была Елена. Она приняла на себя бразды правления и велела, чтобы меня вернули в президентский дворец. Насколько мне известно, она ни разу мне не солгала.
Сидни раскаялась в неподобающих мыслях касательно Елены.
– Она спасла тебе жизнь.
– Но не потому, что она святая. Предполагаемый спасенный американский гражданин выставил бы Хуртадо героем. И Елена заполучила больше рычагов для достижения своих политических целей.
– Раз Елена выступает заодно с Авиларом, значит, Хуртадо им враг.
– Он жаден и жесток, как любой диктатор, но идея разработки нефтяных месторождений, сулящая многомиллионные прибыли, придумана не им. Кто-то другой дергает за ниточки.