– Почему?
– Это связано с моими орфографическими проблемами. Стыдно! Хотя оправдание есть – я инженер по образованию, а сейчас какой-никакой руководитель, а это вообще последней грамотности лишает!
– У вас чудесное чувство юмора, Алексей Викторович! – засмеялась я.
Он недоверчиво покачал головой.
– Я еще и шутить не начинал, а вы уже оценили мой юмор? Спасибо за комплимент, но я мужчина и мне нужно другое, но не то, что первым приходит на ум, хотя и то тоже не помешает!
– Шутить вы и не начнете! Вы это как раз и не любите: внимание – шучу! – предположила я. – У вас оригинальный склад ума, куда юмор включен, и это чувствуется с первой фразы. И не принижайте себя, мужчин много, вы – один такой, и явно замечательны еще много чем, помимо первичных половых признаков! Так и что же вам нужно?
Он отвлекся от гречневой каши со светлыми и темными шматками, оказавшихся вблизи мясом и черносливом, накрыл полной ладонью пачку сигарет на столе, уставил на меня болотца глаз.
– Мне становится интересно! Ну, просто очень! – сказал он. – Вы не по-женски умны! Не хочу обижать вашу часть биосферы, но в последние годы мне почти постоянно хотелось сказать вашей сестре – ты что… дура!
– Мне извиниться за них? Так что же нужно вам? Мне тоже интересно!
– Извиняться не надо, их бог простит, а я жалею. А надо мужчине – быть сильным! А для этого, в свою очередь, нужен кто-то, кому это нужно и важно! Сила – не самоцель! Кроме того, быть сильным очень тяжело, я это знаю не по рассказам! Очень хочется быть иногда слабым. Это не афишируется, но хочется очень. И опять нужен кто-то, с кем можно хоть иногда быть уязвимым без последствий. И еще как у Тарантино – хорошо, когда рядом есть тот, с кем можно помолчать. Не дословно, а по смыслу. И вот уже последнее, хотя элементарно самое приятное, то, что не помешает. Примерно так. А я думаю – умная писательница все это знает или хотя бы понимает…
– Знает. И думает, что понимает. Но вот вопрос! Неужели в вашей жизни к вашему возрасту не случилось такого человека?
– Выходит, не случилось, увы! – Алексей Викторович завращал пачку сигарет пальцами одной руки. – Не так давно и не так остро это стало необходимо. А потом, что имеем – не храним, потерявши, плачем! А добило то, о чем не стоит говорить сейчас, а может быть и никогда. Кроме прочего, такой человек, да еще прекрасного пола-очень большая редкость! К моему возрасту я очень твердо усвоил это! И для него ничего не должно быть жалко! На себе экономить глупо! Но слова, даже правдивые, ничего не значат. Значат поступки, мысли и чувства. Приоритет – по порядку перечисления. Такой у меня подход к себе, окружающим и жизни. Так что, присмотритесь, госпожа писательница. А дальше – что получится, тому и быть. Я не кусаюсь, да и вам живой прообраз профессионально более ценен. Ни встречи, ни женщин я не коллекционирую! Как говорил Омар, любимый наш Хайям: «Когда б судьба грешила постоянством, мы ни за что б не появились тут».
– Присмотрюсь, – улыбнулась я.
– Вот вы не поверите, Татьяна, а я этот Новый год встречал один! Не жалуюсь. Но вот так…
– Почему один? У вас нет никого?
– Все у меня есть.
– Почему тогда?
– Ну, кто со мной хотел – с тем я не хотел, с кем я хочу – со мной не хочет. Вот сидел один. Никого не хотел видеть, – он вытряс сигарету из пачки и затянулся. – Год назад у меня случился облом. Везде! На работе привалило и в семье. И все в один год! Первый раз за всю жизнь один встречал Новый год. Дочь звала, не пошел. Ей двадцать пять, куча народу. Все молодые, пьяные, а я трезвый и старый, что бы я там делал?
– Почему трезвый?
– Я дал себе обещание не пить. Мало пить я не умею. Могу вообще не пить. Или запой. Я или пью или читаю. И то, и другое запоем! – заулыбался он. – Люблю читать. А вас где-то можно почитать? Женские романы, небось?
– Ни в коем случае! Только из жизни. Принципиально ничего не выдумываю. Что толку в выдумке? Человеческая фантазия однобока, половинчата. А уж женская – хорошо, если одна восьмая реальности… Чего уж там… Я вам пришлю ссылки.
– Хорошо! Я люблю литературу, где есть, о чем подумать. Не как у Толстого. Описание дуба на три страницы! Читателю нечего представлять, фантазировать! Все описано! И кому интересна жизнь другого человека, подробно, со всеми деталями? Он встал, он вышел, он сел, он сказал. Мне у Толстого боле менее нравятся Воскресенье и Анна Каренина. Хоть какие-то эмоции, чувства. Остальное – просто нудятина! К чему приводить цитаты на французском на полстраницы и мелко перевод? Зачем? Пиши сразу перевод! Хорошо, что его баба французский знала, переписывала. Лучше б он написал, как всех крестьянок местных перепортил, что у него сто или двести детей было! Может, он и писал об этом, но баба же переписывала, повыбрасывала все! – засмеялся он. – В литературе главное – думать, а сейчас деградация! Кругом! Цель в жизни – больше квартира, лучше машина, круче отель. Заработал – купил, заработал – купил. Там то же самое, в дорогом отеле на Мальдивах: море, пляж, бар. Зачем? – спрашиваю у таких. Ответ мне нравится: «а чо делать!» Действительно, а чо…?
– А чо, действительно? – подыграла я. – Люди стремятся к росту. Кто к материальному, кто к духовному.
Алексей Викторович выпустил дым вверх, в котором, как в вечернем тумане, на секунду скрылись холм носа и болотца глаз.
– Был наш друг один. Женат никогда не был. С последней девчонкой шесть, что ли лет прожили, жениться на ней он не собирался, она ушла. Ей тоже надо жизнь устраивать – кто ж выдержит неопределенность, причем во всем. Едешь с ним на ту же охоту и не знаешь, на день или на неделю. Ну, она ушла, а он уехал в Индию. Сначала слал мне фотки оттуда – загорелый, пьяный, весь в девках и письма – Леха, давай сюда, здесь дешевых баб и пойла – за…лейся! Причем палева нет, пойло местное, дешевое, но отравиться им нельзя. Он квартиру свою в Марьино, прям на полях аэрации сдавал за тридцать пять тысяч, это тысяча долларов, а там на жизнь тратил двести! У него еще оставалось на перелеты. Там все копейки стоит! Он одежду даже не стирал. Носит неделю свои штаны, майку и панаму, заходит в рынок с тряпками, и покупает такие же новые, десять рублей на наши деньги. Еда стоит – два-три рубля, и комнату снять – тоже копье. Он не в Дели, а так, городок, типа Люберец. Потом письма стали все длинней, про духовный рост, про Ошо. Это индийский философ, проповедует смесь буддизма и каббалы. О том, что все в себе… я в этом не понимаю. Так он приезжал когда, я его не узнал! Похудел на двадцать кг, курить бросил, говорит так правильно, все о духе, об энергиях… Там моя родина, – говорит, – вы тут в клоаке живете, поэтому и злые такие.
– А что его вдруг туда потянуло после охоты, пьянства и девочек?
– Не, он и раньше, как выпьет, начинал задвигать о монахах, о духовном пути, я за ним давно замечал. И, кстати, наш еще один общий друг таки уехал туда на год, стал монахом. И если в наших монастырях они пашут с рассвета до заката, то у них, наоборот, ничего делать нельзя. Вообще ничего! Они живут на подаяния. Так даже подаяния собирать нельзя! Они ходят по деревням в своих этих одеждах, а специальные люди, которым можно, собирают подати. Жители дают много. Это вековые традиции, культура. Так, друг говорил, самое трудное это как раз ничего не делать! Первое время, говорил, просто крыша ехала! Потом понял. Вернулся сюда с пустой головой в хорошем смысле и с диким желанием работать! А тот возвращаться не собирается. Вот думаю, может, тоже махнуть? Ну, его… все здесь… работа никуда не денется…