Не в силах наблюдать все это, старшина мамлюков вновь отвернулся, упершись взглядом в извивы и полосы на теле окружающей клетку чудовищной твари, поставленной охранять их. Но уши-то закрыть он не мог, и потому услышал и последний крик стрелка, когда глупые малыши разрывали на части его тело, услышал и возню змеенышей, весело охотившихся за кусками одеяния Фархада.

Когда же все стихло, вновь обернулся старшина, дабы отдать своему глупому стрелку последние почести. И не увидел ровным счетом ничего – ни клочка одежды, ни клочка волос, ни пятна крови. Пещера вновь сияла, подобно роскошному дворцу, ее ковры были чисты и упруги, помост высок, а трон блистал в лучах самоцветов, словно освещенный полуденным солнцем.

– Прощай, Фархад-стрелок, глупый, но отважный человек. Пусть Аллах всесильный позаботится о том, чтобы твой дух покоился с миром.

– А кто позаботится о нас, скажи?

– А нам придется понадеяться на собственную силу. И быть может, на то, что Синдбад не погиб в волнах.

Макама тридцатая

К счастью, надежды старшины оправдались – Синдбад-Мореход остался жив. Один как перст, вымокший до нитки, он стоял на клочке суши посреди безбрежного океана. «Спасся ли кто еще так же, как спасся я? – вновь и вновь задавался он вопросом, на который не было ответа. – Или мне предстоит странствовать в одиночку?» [4]

Тучи тем временем быстро расходились. Заголубело небо, появилось солнце. И он смог наконец оглядеться. Первое впечатление оказалось обманчивым. Это был не крошечный клочок суши, а гигантская равнина. Вдали синели горы, за спиной простиралось море, а прямо перед Мореходом, сколько хватало глаз, колыхались травы. Что ж, надо было идти. И он сделал несколько шагов вперед. Под ногой хрустнула веточка. В испуге странник остановился и начал оглядываться. И вдруг по правую сторону от себя увидел что-то огромное и белое, ослепительно блестевшее на солнце. «Что бы это ни было, я узнаю это совсем скоро!» – подумал Мореход и направился в сторону блеска.

Чем дальше уходил он от берега, тем выше становились деревья вокруг. Среди них не видно было ни одного знакомого листка, да и трáвы, что расстилались вокруг, были все до одной неизвестны. «Что ж, – подумал Синдбад, – если так – то надо собирать и травы. Ведь халиф послал меня за диковинами, а вокруг и так одни диковины…»

Чем ближе подходил странник к этому белому и огромному, тем выше оно становилось. Наконец стало понятно, что это огромный купол. Белый как снег, он не имел ни входов, ни лазеек, а в высоту был так велик, что накрыл бы и самый высокий минарет прекрасного как сон, но сейчас неизмеримо далекого Багдада. Синдбад, стараясь ступать бесшумно, подошел к куполу как можно ближе, обошел вокруг… Никаких следов ворот или хотя бы высоких бойниц.

«Должно быть, – подумал Мореход, обходя белый купол, – это тоже цель моего путешествия – невероятная диковина!» Но, увы, он понимал, что никаких сил не хватит, чтобы доставить этот огромный и таинственный белый предмет в сокровищницу.

Синдбад все осматривал купол, пытаясь понять, что это за чудо и чему он служит, как вдруг солнце померкло, будто началось затмение. Мореход в нешуточном испуге поднял голову и увидел невероятных размеров птицу, что парила в высоком голубом небе. Оба ее крыла были так велики, что она закрыла ослепительный солнечный диск. Птица плавно спускалась вниз, и тут Синдбада осенило: «Это не купол! Это гигантское яйцо чудовищной птицы!»

– О Аллах всесильный и всевидящий! – прошептал Синдбад, хотя мог кричать и в голос. – Это может быть только птица Рухх, о которой говорили мне на острове царя аль-Михрджана… Это птица Рухх, которая кормит новорожденных птенцов слонами… Горе мне, горе…

От страха Синдбад стоял, словно пригвожденный к месту. Сил же его хватило лишь на то чтобы восхититься Аллахом всесильным, создавшим такое чудо.

Птица плавно опустилась рядом с гнездом. Когда она сложила крылья, сильный порыв ветра едва не сбил человечка с ног. Он упал в траву и затаился. Но птица не заметила столь ничтожного червя, она села на яйцо и уснула.

– Клянусь Аллахом всесильным и своими потерянными спутниками, что эта птица ничем не отличается от обычной курицы! В темноте да рядом с этим гигантом я буду в безопасности…

С приходом сумерек все вокруг оживало. Стали слышаться какие-то страшные звуки, будто огромные кошки крались по каменным полам и пищали мыши, за которыми охотились эти чудовищные кошки. От страха Синдбад был сам не свой. Чудовищные звуки, однако, внушили ему мысль более чем спасительную. Он снял тюрбан, размотал его, а потом свил что-то, подобное веревке, если, конечно, бывают веревки из синего шелка. О, теперь он, Мореход, был вооружен. Пусть одной лишь веревкой… Но сие было куда лучше полного отсутствия любого оружия, пусть и пригодного лишь для защиты.

Подумав всего миг, Мореход обвязался этой веревкой, привязал себя к ногам чудовищной птицы и изо все сил затянул узел, пробормотав: «Может быть, Рухх отнесет меня в обитаемую страну. О, это было бы куда лучше, чем пытаться выбраться в одиночку».

Конечно, понадеяться на птицу было вполне разумно, но это вовсе не успокаивало, и потому Синдбад провел без сна страшную ночь. Вокруг раздавались непонятные звуки, и он прижимался к яйцу, словно мышь к стене. Но и за толстенной скорлупой было неспокойно – там рос птенец, которому тоже предстояло превратиться в чудовище.

Наконец настал день. С первыми лучами солнца проснулся и гигантский Рухх. Испустив крик, от которого кровь стыла в жилах, птица расправила крылья и взлетела вверх. И Мореход (о, насмешка судьбы!), привязанный к ее лапе, взмыл над гнездом…

Полет длился совсем недолго, но так высоко, что под ногами странника видны были лишь облака да холод пронизывал его почти до костей. Вскоре птица Рухх начала опускаться. Показалась зелень, потом скалы… И вот птица опустилась на возвышенное место. Сейчас или никогда! Другой возможности спастись может и не представиться, ибо неизвестно, куда в следующий раз отправится гигантская птица.

Синдбад в мгновение ока развязал узлы на веревке и отбежал как можно дальше. Но птица беглеца не увидела. Два взмаха огромных крыльев, и Рухх исчез в голубой дымке где-то у горизонта.

– О Аллах всесильный и всевидящий! – пробормотал отважный путешественник, впрочем, сейчас более похожий на оборванца. – Куда же я попал? Какие же еще диковины предстоит увидеть мне? Быть может, это остров великанов? И все здесь под стать им: и птицы, и змеи, и камни, и хищники?

Холм, на котором стоял Синдбад, оказался просто чудовищным камнем. А внизу расстилалась широкая и глубокая долина, окаймленная горами столь высокими, что вершины их скрывались в облаках.

Мореходом овладевало уныние, он переставал верить в свои силы; опустившись наземь, он стал причитать: «Зачем ты, глупый ишак, привязал себя к птице, зачем покинул то место, куда тебя вынесли волны? Быть может, туда вскоре пристанет корабль… Если б я остался на месте, я бы мог, наверное, уже возвращаться в дом, столь милый моему сердцу!»