– Давайте начнем сначала, мисс Далтон. Последнее предложение было пять миллионов. Мне разрешили поднять сумму до шести, но не выше. Соглашайтесь или отступитесь.
Она рассмеялась:
– Вы просто жалки. Вы и ваш босс.
– Он мой клиент.
– Да будь он вам хоть родным дядей, мне-то что? Я пришла сюда, чтобы подписать бумаги и избавиться от него навсегда. Нечего подписывать? Тогда и обсуждать нечего. И передайте вашему клиенту, или боссу, или как вы там его называете, что, если он еще раз меня побеспокоит, я обвиню его в домогательстве.
Она обошла Калеба. Он не стал ее задерживать и смотрел, как она идет к двери.
Леди умеет держаться. Она это доказала еще в тот вечер, когда они встретились. Интересная комбинация – сталь и шелк. Если моральные принципы мисс Далтон оставляют желать лучшего, ее можно уважать за почти мужскую твердость.
– Мисс Далтон, – окликнул ее Калеб, – вы называете поведение моего клиента преследованием и домогательством, но он потерял единственного сына. Теперь он потеряет и своего единственного внука.
Она повернулась и посмотрела на него:
– Почему бы вам не спросить у него, мистер Уайлд, когда он действительно потерял своего единственного сына?
Калеб предполагал, что отношения между отцом и сыном были непростыми. Ему вообще не нравился Колдуэлл. Было что-то отталкивающее в этом человеке. Хотя какое ему дело? Он адвокат, а не психолог.
– Семейные неурядицы, споры, ссоры меня не касаются.
– Очевидно, правосудие тоже.
Он тонко улыбнулся:
– Поверьте мне, Сейдж, вам не удастся заставить меня расчувствоваться.
Она вздернула подбородок:
– Разве это возможно? У вас вообще нет никаких чувств…
Резким движением он схватил ее руки и прижал их к бокам.
– Я чувствую только то, – хрипло проговорил Калеб, – что чувствовал бы на моем месте любой мужчина. Ты затащила меня в постель своего любовника.
Последние краски покинули ее лицо.
– Я презираю тебя, – прошептала Сейдж.
– В ту ночь ты меня не презирала. – Одной рукой он сжал ее запястья, другой приподнял за подбородок голову. – Ты уже тогда носила его ребенка?
На ее глазах выступили слезы.
– Иди к черту!
– Так да или нет? Был ли тогда в тебе ребенок? Ты раздвинула для меня ноги, – прорычал Калеб, – и, как только я ушел, ты раздвинула их для него…
Она плюнула ему в лицо.
Он замер. Чего ему хотелось больше: ударить Сейдж или повалить на кушетку и погрузиться в нее? Первая мысль была так же достойна презрения, как и вторая.
Калеб отпустил ее, достал из кармана платок, вытер лицо.
– Я полагаю, – заявил он с ледяным спокойствием, – настало время кое-что прояснить. Может быть, ты беременна от меня?
– Нет, – отрезала Сейдж. – Это не твой ребенок. Если бы он был твоим, я не стала бы сохранять его.
Калеб кивнул. Он знал, что ни при чем, но только дурак не спросил бы. И только дураку не было бы больно от такого прямого ответа.
Он занимался с ней любовью только один раз. Нет, занимался с ней сексом, поправил он себя. И она сказала, что принимает таблетки.
– Тогда мне остается сказать последнее. – Калеб сделал паузу. – Мой клиент согласен больше не контактировать с вами. Но с одним условием. Он настаивает на экспертизе.
Сейдж всплеснула руками:
– Вы глухой? Это не ребенок Дэвида.
– Это нужно для его спокойствия.
– Неужели вы не можете сказать правду, мистер Уайлд? Ему нужно, чтобы я сделала тест, потому что он считает меня лгуньей.
– В любом случае я советую вам пройти экспертизу, и дело с концом.
– Это просто… какая-то очередная уловка.
– Чего вам бояться, если отец вашего ребенка не Колдуэлл?
Сейдж глубоко вздохнула:
– Когда нужно сделать тест?
Калеб достал из внутреннего кармана пиджака длинный белый конверт и протянул ей:
– Завтра утром. В десять часов.
Ее улыбка была горькой.
– Вы всегда уверены, что жизнь должна идти так, как вам хочется?
– Всегда, – кивнул он.
Но это была ложь. Жизнь шла совсем не так, как ему хотелось бы. Иначе он сейчас не стоял бы здесь, охваченный ненавистью к женщине, которую совсем недавно желал больше, чем любую другую женщину на свете.
– Что я должна сделать?
– Там все написано. Детали процедуры, местонахождение клиники, ее статус. Но если вы предпочитаете своего собственного врача…
Ее собственный врач – милая медсестра-практикантка, которую Сейдж видела всего лишь раз в клинике планирования беременности. Она не знала, проводят ли там такое тестирование, к тому же само слово «процедура» носило весьма зловещий оттенок.
– Я посмотрю эти бумаги. Если у меня возникнут какие-то вопросы, я дам вам знать.
– Лаборатория получит образцы генетического материала Дэвида Колдуэлла. – Губы Калеба сжались. – Если есть материалы других мужчин, которые вы хотели бы представить…
Сейдж припечатала его взглядом.
– Вы, наверное, самый ужасный человек из всех, кого я встречала в жизни, – сказала она и вышла из номера.
Сейдж целый час читала то, что ей дал Калеб, после чего всю ночь старалась не думать о том, что должно произойти утром.
Процедура называлась ВХМ (взятие хорионического материала). Она включала в себя катетер и длинную, очень острую иглу. Все это было не слишком приятно, но вполне терпимо. В брошюре говорилось о «минимальном дискомфорте». Куда более неприятной была «незначительная возможность» причинить вред ей или ребенку.
Это заставило Сейдж обратиться к поискам дополнительной информации. Она вернулась к своему ноутбуку. Поиск привел ее на сайт, где она задала вопрос двум женщинам, которые уже прошли через это.
Обе сказали, что не так уж страшно. Самым важным было то, что и они, и их дети чувствовали себя нормально.
«Лучше, если с тобой будет кто-то из близких», – написала одна, добавив смайлик и сердечко. Но у Сейдж не было близких друзей. Ее мать давно умерла. Честно говоря, хотя она и исполняла материнские обязанности, особой любви к дочери никогда не испытывала.
Дэвид был единственным человеком, который о ней действительно беспокоился.
До тех пор, пока не появился Калеб. Ее рыцарь. Ее любовник.
Ее обвинитель.
Сейдж посмотрела на мигающий курсор, напечатала «спасибо», закрыла ноутбук и встала. У нее болела спина. Еще одна «приятная» особенность, сопутствующая беременности.