– Когти у меня колючие, зубы у меня острые, ем я мясо… Мяу! – ответила кошка.
Подскочила лиса к медведю, зашептала ему на ухо:
– Будь осторожен, как бы этот зверь не содрал с тебя шкуру.
– Как же такой малыш может быть столь свирепым? – заворчал медведь. – Однако, если ему удалось напугать даже саму лису…
Ворчать-то он ворчал, а на душе у него было неспокойно: «А вдруг и вправду сдерет с меня шкуру», – сказал себе медведь. Всю дорогу кошка сердито мяукала, а сама думала:
«Как я теперь избавлюсь от своих опасных спутников?»
Вдруг из зарослей клевера выпорхнула перепелка. Кошка прыгнула на нее и в один миг съела. Лиса, волк и медведь еще больше перетрусили. Стали они тихонько между собой советоваться:
– Давайте пока угостим этого зверя, а потом как-нибудь избавимся от него.
Пришли они в лес, притащили баранью тушу и бросили ее перед кошкой.
– Подсмотрим, что зверь будет делать? – шепнули они друг другу.
Волк залез в яму, лиса спряталась в сухой траве, а медведь залез на дерево и притаился в листве. Загорелись глаза у кошки, заурчала она, зашипела, замяукала. Когтями и зубами начала мясо рвать и целыми кусками глотать. Затряслись волк и медведь от ужаса.
А лиса, сидевшая в траве, подумала: «Дай-ка я посмотрю, что этот зверь там делает?» – и тихонько выглянула. Кошка повернула голову на шорох и увидела, что-то в траве шевелится. Подумала, что это мышь, да как вцепится когтями в мордочку лисы! Лиса завизжала изо всех сил:
– Ой-ой-ой, умираю! – и кинулась бежать.
С перепугу кошка прыгнула в яму и угодила прямо на волка. Тот с воем выскочил и бросился наутек.
«Я пропала, – подумала кошка, – пора спасать жизнь…»
И полезла на дерево. Увидел ее спрятавшийся в листве медведь и сказал себе:
«Ох, пришел мой черед! Страшный зверь лезет, чтобы содрать с меня шкуру!..»
От страха лапы медведя разжались, и он свалился с дерева.
Забралась кошка на самую верхушку, трясется и думает: «Куда же мне теперь деваться?»
А волк, лиса и медведь бежали во весь дух по лесу и никак не могли остановиться. С тех пор и говорят: «Страшнее кошки зверя нет».
– Ох… Сказка, конечно, ложь… И в ней, конечно, намек… – кивнула Сафият. – Ибо самый страшный враг – неизвестность.
Алим с удовольствием увидел, что девушка успокоилась. Теперь она просто отдыхала в полутени, не считала мгновения до казни, не смотрела со страхом на калитку. Меж тем солнце наконец утомилось висеть в высоких небесах. Наступал вечер.
– Скоро закат… Отчего-то мне страшно, маг…
– Ничего не бойся, моя греза. Я с тобой. С тобой и все мои умения. Поверь, никто из этих полуночных недоумков не причинит тебе вреда.
– Я хочу поверить в твои слова. Но мне почему-то так страшно…
– Скоро все закончится. А для тебя, прекраснейшая из дочерей мира, все страшное уже позади. Ты можешь со спокойной душой наслаждаться представлением.
Девушка улыбнулась. Но губы у нее тряслись. И тогда Алим решил, что ради спокойствия Сафият, да и ради собственного спокойствия, не грех будет слегка поколдовать. Он про себя произнес слова заклинания и едва ощутимо коснулся затылка девушки. Со стороны это выглядело так, словно старший брат погладил перепуганную сестренку по голове.
В какой-то мере так оно и было. Почти так. Ибо Алим, это чистая правда, был неизмеримо старше Сафият. Однако не в силах был смотреть на девушку как на младшую сестру – ибо видел в ней желаннейшую из женщин мира. Что, конечно, никак не походило на братское чувство.
– Все будет хорошо! Повторяй!
Сафият послушно проговорила:
– Все будет хорошо…
И поняла, что больше ничего не боится – потому что все теперь действительно будет хорошо. Как и должно быть.
Миг – и мудрый друг пропал. Зато почтенный Улугбек, сладко потянувшись, покинул кошму и теперь сидел прямо напротив девушки, не сводя с нее виноградно-желтых глаз.
Небо окрасилось всеми оттенками красного. Калитка открылась. Порог переступил Недис.
«Недис-пятый…» – пронеслось в голове Сафият.
Да, в калитку и впрямь вошел пятый из магов-осколков – разум девушки был теперь свободен от кельтских чар. Этот Недис походил на наставника в медресе или на учителя словесности: круглое довольное лицо, благолепие и благообразность во всем облике, неторопливая уверенная походка.
«Да он почти хорош собой… – усмехнулась Сафият. – Хотя так же невероятно самодоволен. А уж пахнет… Как все лавки с благовониями!..»
Увы, этому Недису не досталось ни единой, самой мельчайшей капельки вкуса – вместо привычного уже черного плаща он надел вино-красный кафтан, ярко-сиреневые шаровары и огненно-желтую рубаху. Башмаки-бабуши украшали позолоченные колокольчики, пальцев не было видно под перстнями. А благоухал сей гость амброй, мускусом, лимоном, миррой… Одним словом, всем, что только можно было спрятать во флакон с притертой пробкой.
Сафият с трудом удержалась от гримасы отвращения. Стараясь держаться подальше от гостя, она стала подавать угощения. Неизменный уже кумган с шербетом, совсем небольшой, фрукты на блюде, горка лепешек…
– Прекраснейшая! – Гость, однако, не дал себе труда поклониться. – Сколь радостен для меня сей час, ибо после трудов праведных вкушаю я радость телесную и счастье душевное. Вот сказка, которую ты слышала вчера.
Сафият привычным уже движением отправила четвертый свиток к первым трем.
– Изысканные яства… – Гость неторопливо опустился на скамью напротив накрытого столика. – Прекрасные ароматы… Благородные кушанья…
«О, этот получил всю церемонность и велеречивость. Однако боюсь, себя он уважает куда больше, чем весь остальной мир. Хотя и тот, единый Недис, на окружающих смотрел так же пренебрежительно».
Сафият опустилась на соседнюю скамью, постаравшись сесть так, чтобы оказаться как можно дальше от сегодняшнего гостя. Улугбек тут же вспрыгнул к ней на колени. Повернувшись тем не менее к гостю спиной.
Сафият молчала. Ее гость делал вид, что ест с аппетитом. Наконец церемонии были соблюдены – лжекупец усердно вытер пальцы огромным голубым шелковым платком. Вторым же, ярко-розовым, промокнул пот со лба. Аромат притираний повис в воздухе удушающим облаком. Кот чихнул.
– Итак, прекраснейшая… – заговорил Недис. – Я не зря говорил, что знаю необычные сказки. Должно быть, тебе ведомо, что почти все сказания всех народов заканчиваются победой добра над злом… И потому они все, сколь бы различными ни были, похожи друг на друга, как капли воды из одной лужи. Мои же истории иные. В них ты не найдешь вознагражденной любви или преданности, смертные обретут свой конец, а зло расхохочется в лицо добру, чувствуя свое превосходство…