У меня нет времени рассказывать вам о подвигах, совершенных Персеем на обратном пути, например, о том, как Персей воспользовался ужасным свойством головы Горгоны и убил страшное морское чудовище как раз в ту минуту, когда оно собиралось проглотить прекрасную молодую девушку, или о том, как он превратил свирепого великана в каменную гору. Тот, кто сомневается в последней истории, может отправиться в Африку и собственными глазами увидеть гору, которая до сих пор носит имя того великана.

Наконец храбрый юноша очутился на острове Сериф и поспешил повидать свою дорогую мать. Однако пока он странствовал, злой царь Полидект так дурно обращался с Данаей, что вынудил ее бежать из дома и искать убежища в храме. Добрые жрецы того храма чрезвычайно ласково отнеслись к женщине. Эти жрецы да рыбак, который первым оказал гостеприимство Данае и маленькому Персею, выброшенным на берег Серифа, были, кажется, единственными людьми на всем острове, которые старались делать добро. Остальные обитатели Серифа, равно как и сам царь Полидект, отличались дурным характером и вряд ли заслуживали лучшей участи, чем та, которая постигла их впоследствии.

Не найдя матери дома, Персей отправился во дворец и был немедленно принят царем. Полидект не особенно обрадовался юноше: злой царь был почти уверен, что Горгоны давно уже разорвали его на клочки и съели. Однако, увидев Персея целым и невредимым, он вынужден был скрыть недовольство и приступил к расспросам:

– Исполнил ли ты свое обещание? – обратился Полидект к юноше. – Если нет, это дорого тебе обойдется. Мне нужен свадебный подарок для прекрасной царевны Гипподамии, а голове Медузы она бы чрезвычайно обрадовалась.

– Да, исполнил, – спокойно отвечал Персей, как будто для юноши не было ничего удивительного в его подвиге. – Я принес тебе голову Горгоны.

– В самом деле?! В таком случае я должен видеть ее! – воскликнул царь Полидект. – Вероятно, это прелюбопытное зрелище, если только рассказы путешественников о Горгонах правдивы!

– Ты прав, царь, – согласился Персей. – Голова Медузы способна произвести впечатление на кого угодно. Если ты ничего не имеешь против, объяви, чтобы в ближайший праздник все твои подданные собрались посмотреть на эту диковинку. Я полагаю, лишь немногие из них когда-либо видели голову Горгоны и вряд ли увидят ее впредь.

Царь хорошо знал, что большинство его подданных никуда не годные бездельники, которые любят ротозейничать, как и все праздные люди. Поэтому он последовал совету юноши и разослал во все концы гонцов и вестников, чтобы они трубили в трубы по улицам, площадям и перекресткам, созывая жителей во дворец. Вскоре у стен дворца собрался всяческий сброд, причем в силу своей природной озлобленности большинство из них были недовольны возвращением Персея – их куда больше обрадовало бы известие о том, что он погиб в схватке с Горгонами.

Если на острове и были хорошие люди (а я надеюсь, что таковые были, хотя история об этом умалчивает), они, вероятно, сидели по домам, занимаясь собственными делами и заботясь о детях. Так или иначе во дворец пришла большая часть жителей острова и каждый шумел, толкался и бранился, стараясь подойти поближе к Персею, державшему в руках сумку с головой Медузы.

Рядом с Персеем на особом возвышении сидел царь Полидект, окруженный своими советниками и приспешниками. Царь, советники, царедворцы и народ – словом, все присутствующие с нетерпением смотрели на Персея.

– Покажи нам голову, покажи нам голову! – ревела толпа, словно собиралась разорвать юношу на части, если он не удовлетворит ее любопытство. – Покажи нам голову Медузы со змеиными волосами!

Внезапно сердце Персея наполнилось жалостью к этим людям и он воскликнул:

– О, царь Полидект, и все вы, пришедшие сюда! Мне очень не хочется показывать вам голову Горгоны!

– Ах ты, негодный плут! – разбушевалась толпа еще неистовее. – Он просто смеется над нами! У него нет никакой головы Горгоны! Покажи нам голову, если она действительно у тебя, не то твоя собственная голова заменит нам мяч!

Приближенные уже нашептывали царю разные дурные советы, многие придворные во всеуслышание заявляли, что Персей выказал неуважение к их царственному повелителю. Наконец царь Полидект махнул рукой и приказал Персею показать собравшимся голову Горгоны.

– Покажи голову Медузы или я прикажу отрубить твою собственную!

Персей тяжело вздохнул, но все еще медлил.

– Сию минуту, или ты умрешь! – повторил Полидект.

– Ну, так смотрите же! – воскликнул юноша.

Он высоко поднял голову Медузы, и в мгновение ока злой царь Полидект и все собравшиеся у стен дворца превратились в каменные изваяния, которые навсегда застыли в том положении, в котором их застала смерть.

Достаточно было одного взгляда на ужасную голову Медузы, чтоб превратиться в белоснежный мрамор!

А Персей сунул голову в сумку и отправился к своей дорогой матери Данае. Теперь она могла более не бояться злого царя Полидекта.

Терраса Тэнглвуда. Послесловие

– Не правда ли, я рассказал вам прелестную историю? – спросил Юстес.

– О, да, да! – воскликнула Маргаритка, хлопая в ладоши. – Как смешны эти старухи с одним глазом на троих. Я никогда ничего интереснее не слыхала!

– Ну а в том, что у них был один зуб на троих и они им обменивались, ничего удивительного нет, – заметила Мальва. – Должно быть, зуб был просто-напросто вставной… Но зачем ты переименовал Меркурия в Ртуть и придумал ему какую-то сестру? Это, право, смешно!

– А разве у него не было сестры? – спросил Юстес Брайт. – Гордой девушки с совой на плече? Если не было, я могу ее придумать.

– Ну, хорошо… – вздохнула Мальва. – Так или иначе, ваш рассказ разогнал туман.

И в самом деле, пока Юстес рассказывал, туман рассеялся. Окрестности теперь были как на ладони, и детям на миг показалось, что они видят их первый раз в жизни. В полумиле от них на дне долины блестело озеро, над спокойной зеркальной гладью которого, отражавшей лесистые берега и вершины холмов, не проносилось ни малейшего ветерка. За озером поперек долины тянулся величественный Моньюмент Маунтин. Юстес Брайт сравнил его с огромным обезглавленным сфинксом, закутанным в персидскую шаль. И действительно, осенний наряд обрамлявших его склоны лесов был так богат и ярок, что сравнение с шалью отнюдь не было преувеличением. Кроны деревьев, что росли внизу между Тэнглвудом и озером, были окрашены в золотистый и темно-коричневый цвета, так как они больше пострадали от холода, нежели деревья на холмах.

Всю эту картину озарял живительный солнечный свет, который, смешиваясь с остатками тумана, становился необыкновенно мягким и нежным.