Абу-Аллам позволил себе улыбнуться.
– Должно быть, так и есть…
Халиф расхохотался.
– Да посмотри же, вот та самая гора, сложенная из льда! Теперь наш шербет всегда будет обжигающе-холодным. А наша память сохранит сей миг навеки! Как же прекрасен мир под рукой Аллаха всевидящего! Тотчас отправляйся встретить смельчака! Да проследи, чтобы он более не нуждался никогда и ни в чем, чтобы лишь ожиданием нового нашего поручения он был озабочен в этом мире!
Визирь с поклоном повиновался. Пересчитывая мягкими туфлями многочисленные ступени мраморной лестницы, Абу-Аллам подумал, что вскоре истечет и его, визиря, заточение. Быть может, не завтра, но уже очень скоро он отправится в странствие, сообразуясь лишь с собственным любопытством и руководимый лишь собственными желаниями.
Как бы ни мечтал о свободе визирь, однако мига своего освобождения еще не видел. Более того, халиф, возрождаясь к жизни, возрождался и к кипучей деятельности. А потому все больше забот ложилось на выносливые плечи Абу-Аллама. Казалось, забыта и сокровищница, что должна была стать хранилищем диковин… Бесконечные письма, коими обменивался Гарун-аль-Рашид с многочисленными соседями-правителями, бесчисленные прошения, что рассматривал он ежедневно, казалось, должны были утомлять правителя. Однако, против всех ожиданий, они лишь окрашивали бледные щеки слабым румянцем да заставляли все больше внимания уделять заботам, которые до этого властитель мира под рукой Аллаха всесильного перекладывал на диван.
В заботах прошли месяцы. Посольства следовали за посольствами. Казалось, все успокоилось в душе Гаруна. Но сие лишь казалось визирю до тех пор, пока дворец не почтил своим визитом сам первый советник магараджи Райпур.
То был простой визит вежливости – правители обменялись грамотами, где подтверждали свои добрые чувства, заверяя, что никогда не обременят себя и свои страны войной друг против друга. Да и затруднительно сие было бы сделать, ибо лежали между странами тысячи фарсахов пустыни, кои куда лучше любых намерений любого из государей охраняли страны от посягательств жадных соседей.
Посольство покинуло дворец, и только тогда визирь заметил непривычную в последнее время задумчивость владыки.
– Дошло до нас, визирь, что в далеких восточных землях, во владениях магараджи Райджива, видели тигра, белого, как снега высоких вершин… – проговорил он, задумчиво глядя в синеющие небеса.
– …И теперь ты, о великий, мечтаешь видеть этого зверя украшением своего зверинца, – почти утверждающе договорил Абу-Аллам.
– Да, это так. Однако, думаем мы, наш час самим отправляться на такую охоту еще не пришел…
– О нет, мой повелитель. Сие будет не охота, ибо охотник привезет тебе шкуру или чучело, быть может, еще клыки. Тебе же нужен зверь, а значит, за ним следует послать не охотника, а…
– О да, мудрый визирь… За ним следует послать нашего купца, хитрого и везучего. Ибо лишь он сможет доставить пред наши очи самоё животное, не повредив ни одного уса на его морде…
– Да, мой халиф, именно так.
И Абу-Аллам кивнул.
– Так пошли же за Синдбадом, мудрый наш советник. Никто другой, нам кажется, не выполнит нашего поручения лучше этого везучего и немногословного хитреца!
Ветерок шевелил шелка на окне, голос муэдзина призывал к дневной молитве. В покоях наступила тишина, прерываемая лишь голосами молящихся. И с последними словами молитвы распахнулись парадные двери, впустив купца Синдбада в покои.
– Входи же, удачливый Мореход! Раздели с нами наслаждение от сладкого шербета.
Синдбад коротко кивнул и опустился на подушки.
– Нас радует твое спокойствие, Синдбад, – проговорил халиф. – Ты знаешь, что сейчас, следуя нашей воле, должен будешь надолго распрощаться с семьей и домом. Однако ты невозмутим. Отчего так?
– Ибо я знаю, о мой халиф, что есть истинные ценности для любого человека. И еще оттого, что моя прекрасная супруга Лейла уверила меня, что твое поручение будет не столь опасным, как кажется на первый взгляд.
– Ну что ж, мудрый купец. Тогда выслушай же наше не столь опасное поручение. И приступай к его осуществлению так, будто от этого зависит сама твоя жизнь. Знай же: в далеких восходных землях, во владениях магараджи Райджива, видели тигра, белого, как снега высоких вершин. Аллах этой ночью позволил нам узнать, что наше желание иметь такого диковинного зверя можешь выполнить только ты. Путь будет нелегким, а возвращение – нескорым. Сможешь ты доставить в наши покои это необыкновенное существо?
– Да, мой повелитель, – Синдбад спокойно поклонился новой прихоти своего господина. – Я привезу тебе это диковинное существо.
По пути к выходу из дворца купца нагнал мудрый Абу-Аллам.
– Через два дня в страну магараджи Райджива отправляется караван. Присоединись к нему. Дары всесильному магарадже я пришлю вечером. Помни: индийского владыку не интересуют драгоценности, ему наскучило золото, его не пленяют юные девы. Только тайны могут заставить его радостно улыбнуться. Только рассказы о необыкновенных приключениях могут стать платой за то, чем он владеет.
Синдбад кивнул.
– О да, мудрейший. Я замечал не единожды, что богатым уже нет дела до презренного металла, как они называют золото. Что лишь неведомым обеспокоены их души, лишь тайн жаждут они. И сие вполне объяснимо, ибо каждого манит к себе то, чего у него недостает. Жди же нашего возвращения, мудрый визирь.
Визирь ответил поклоном на поклон Синдбада, подумав, что не он, а халиф будет ждать нетерпеливо возвращения каравана, послав наблюдателя за городскую стену. Однако халиф погрузился в ежедневные заботы, теперь уже почти не уединяясь в тайных покоях. Душа его, должно быть, более не просила тишины и темноты. Быть может, беседы в диване, встречи посольств, распоряжения, по мудрости не имеющие себе равных, врачевали ее куда лучше, чем беспрестанное возвращение к воспоминаниям о том, что никогда не повторится.
Сие, однако, было лишь предположение визиря, подкрепленное немногочисленными с недавних пор наблюдениями. Истекло почти два месяца, и мальчишка-посыльный, и в самом деле отправленный главою стражников наблюдать за прибытием караванов, прибежал с известием, что возвращается Синдбад-Мореход, удачливый купец и странник.
И вот наконец в воротах дворцового сада показался сам купец. За ним шествовали нубийцы – верная охрана халифа. Четверо суровых мамлюков, должно быть, в глубине души негодуя на поручение, которое, на их взгляд, унижало, внесли на плечах клетку с драгоценным зверем.
Прекрасная тигрица, белая как снег, с яркими черными полосами, осмотрела всех, кто собрался у клетки. Она несколько раз широко зевнула, показав ряд страшных клыков, и заворчала. Так мог бы рычать любой зверь, однако визирю показалось, что она пытается понять, кто перед ней, и кинется с презрением именно на глупца, испугавшегося ее клыков и когтей.