* * *
23 года, 5 дней
Вторник, 15 октября 1946 года
Есть нечто физическое, почти животное, во всяком случае, примитивно-половое в противостоянии престарелого начальника и молодого специалиста. По крайней мере, такое ощущение осталось у меня после только что пройденного собеседования. Два самца наблюдают друг за другом. Старый вожак и молодой, карабкающийся наверх экземпляр. Обнюхиваются без намека на доброжелательность, выясняя меру осведомленности и намерения друг друга. Сколько ты знаешь, докуда намерен идти? – написано на морде старшего. Какую ловушку ты мне заготовил? – спрашивает физиономия кандидата на место. Это – противостояние двух поколений, умирающего и идущего ему на смену. И ничего приятного тут нет и быть не может. Как бы это ни выглядело внешне, культура и дипломы тут мало что значат. Яйца, мужская сила – вот что важно в этой дуэли. Способен ли ты стать продолжателем касты? – интересуется вожак. Стоит ли тебе жить дальше? – задается вопросом новичок. И все это – под глухое рычанье в крепком духе спермы, старой, прогорклой и ядреной, молодой.
* * *
23 года, 16 дней
Суббота, 26 октября 1946 года
Только что, после сеанса любви, лежа на животе и обливаясь потом, опустошенный, умиротворенный, уже сонный, я почувствовал, как мне на спину, на бедра, на шею, на плечи через неравные промежутки времени падают прохладные капли. Медленная восхитительная капель, тем более чудесная, что я не знал ни куда, ни когда упадет следующая капля, показывая мне определенную точку моего тела, как мне казалось, каждый раз – новую. В конце концов я обернулся: сосредоточенно, словно над неразряженной миной, Сюзанна стояла надо мной на коленях со стаканом в руке и окропляла меня водой. Ее кожа вся усеяна веснушками и темными родинками – словно звездочками. Взяв шариковую ручку, я нарисовал на ней карту звездного неба: Большая Медведица, Малая, и т.д. А теперь давай посмотрим на твои небеса, сказала Сюзанна. Но у меня на коже ничего нет, ни спереди, ни на спине – ни пятнышка, ни родинки. Ничего. Чистая страница. Что меня огорчает, но она трактует это по-своему: Ты как новенький.
* * *
23 года, 3 месяца, 11 дней
Вторник, 21 января 1947 года
Сюзанна уехала обратно к себе в Квебек. Войны заканчиваются для всех. Мы достойно отметили разлуку:
Царапина на правой щеке.
След укуса на мочке левого уха.
Засос на шее, справа, где бьется пульс.
Еще засос слева, под подбородком.
След от укуса на верхней губе – припухший, синеватый.
Четыре параллельные царапины на расстоянии примерно сантиметра одна от другой от грудной кости до левого соска.
Такие же отметины в верхней части спины.
Засос на правой стороне груди.
Довольно глубокий укус на подушечке большого пальца.
Болезненные яички.
И, как последний штрих, след поцелуя в паху слева: «Когда помада сотрется, надо будет начинать жить заново».
Фанш в который раз залечивает мои раны. Например, от нее я узнал, что Сюзанна залезла ко мне в постель не только из-за моего дня рождения. Да? Да, фугасик, это был приказ – лишить тебя девственности. Без шуток? Конечно, без шуток! Мы же все за тебя переживали. Непорочный связной – такая редкость. Такая опасная работа, такое напряжение, большинство из вас после задания сразу запрыгивали в постель. Занимаясь любовью напропалую, связные как бы заговаривали опасность. Парни, девчонки – всем нужны жизненные силы, всем хочется чувствовать себя в безопасности в чужих объятиях. А ты – нет. И все это знали. Отсюда всякие подозрения. Священник? Девственник? Импотент? Несчастная любовь? Чего только о тебе не думали. Вот Сюзанна и решила произвести разведку боем. Последний подвиг Сопротивления, вот так-то, фугасик!ЗАМЕТКА ДЛЯ ЛИЗОН
...
Фанш стала звать меня «фугасиком» с того дня в марте 45-го, когда после боя при Кольмаре мне на эльзасской дороге чуть не оторвало полруки осколком фугаса. Я вел грузовик, беспечно высунув локоть в окошко, – как будто не было уже никакой войны. Фанш всем своим раненым давала такие прозвища – по названию оружия, поразившего их. Я – «фугасик» из-за того самого снаряда, Ролан – «пулеметик» (он как-то попал в засаду и еле выбрался, неся свои кишки в руках), Эдмон, чудом выживший после допроса с пристрастием, – «ванночка». «Мой фугасик» – иначе она меня больше никогда и не называла.
* * *
23 года, 3 месяца, 28 дней
Пятница 7 февраля 1947 года
После каждого насморка я еще долго просыпаюсь по ночам с заложенным носом. Сухим, но заложенным. Особенно левая ноздря, закупоренная разращением слизистой, которое я даже могу нащупать пальцем, если засунуть его поглубже. Я сплю с открытым ртом и просыпаюсь с пересохшей глоткой. Может, у меня аллергия на парижский воздух?
* * *
23 года, 4 месяца, 9 дней
Среда, 19 февраля 1947 года
Не знаю, что тому причиной – отъезд ли Сюзанны, или заградительный огонь, которым Шаплен отвечает на любое мое предложение, или же этот кретин Пармантье, помешавшийся на своих квотах, но меня все время мучит изжога. Я и в детстве страдал старческими болезнями. Этими болячками, которые сопровождают вас всю жизнь и в конце концов становятся чертами характера. Вот и сейчас я кисну изнутри, а через несколько лет прокисну совсем?
* * *
23 года, 5 месяцев, 21 день
Понедельник, 31 марта 1947 года
Поел через силу. Плохо спал. Ничего не проходит и не выходит. Почти постоянные боли на уровне пищевода. Я затянул с этим делом и теперь нервничаю. Этьен говорит, что надо обследоваться. Это особенно полезно для нервов, говорит он. Гастроэнтеролог, к которому он советует обратиться, может положить меня к себе в больницу Кошен через две недели. Немного помогают пастилки «Ренни». От Сюзанны никаких вестей.
* * *
23 года, 5 месяцев, 30 дней
Среда, 9 апреля 1947 года
Осталось еще пять дней. Господи, сколько времени потеряно! От Сюзанны по-прежнему ничего. Чего ты ждешь от этой девицы? – спрашивает Фанш, она открыла тебе двери во взрослую жизнь, фугасик, так давай, входи! Я жду, когда вернется аппетит. В том числе и сексуальный. И вкус к жизни – тоже. В общем, ко мне возвращаются мои детские страхи. В виде ипохондрии! Потому что то, что я сейчас чувствую, – к чему скрывать? – это безотчетный страх заболеть раком. Ипохондрия: расстройство сознания, влекущее за собой гипертрофированное восприятие телесных проявлений. Что-то вроде мании преследования, где мы и преследуемые, и преследователи одновременно. Мое сознание и мое тело поигрывают друг с другом. Вообще-то, занятное ощущение – совершенно новое. Интересно, я по природе ипохондрик или это у меня временное? Рак желудка: быть сожранным изнутри собственным органом пищеварения! Ужас!