Когда Аристид кончил говорить, то площадь перед зданием Пританея, полная народа, хранила гнетущее молчание. Тысячи собравшихся здесь граждан разом словно онемели. И только Фемистокл и кучка его друзей, среди которых были Эвмел и Эпикрат, рукоплескали Аристиду.
Этим рукоплесканием Фемистокл хотел напомнить недавний разговор о несовершенстве афинского законодательства.
И Аристид понял это.
Он удалялся с площади с высоко поднятой головой, и люди расступались перед ним. Кто-то выкрикивал ему похвалу, кто-то просил прощения, кто-то заверял в своей дружбе… Аристид никому не отвечал. И хотя лицо его было непроницаемо, в голове вертелись мысли: «О сборище воров, льстецов и завистников! Сейчас вы меня превозносите, а три часа назад были готовы топтать ногами! Вы готовы восхищаться моей честностью только при условии, что я не Пуду мешать вам расхищать государственное добро. Воистину, вам надлежит жить по законам Драконта, а не по законам Клисфена. Только страх смертной казни способен удержать негодяев всех мастей от воровства и нарушения закона!»
После всего случившегося неприязнь между Аристидом и Фемистоклом переросла в самую явную вражду. Аристид считал своим долгом отплатить недругу за козни, с помощью которых Фемистокл его умилил, доведя до суда. И главное, старался воспрепятствовать начинаниям Фемистокла, чтобы уменьшить его всё возрастающее влияние на толпу. Пусть лучше народ, рассуждал Аристид, оставит без внимании некоторые из полезных для государства советов, лишь бы Фемистокл не сделался всесилен, одерживая в общем собрании победу за победой.
Нередко Аристид обращался к собранию через подставных лиц, чтобы Фемистокл из чувства соперничества не помешал полезному начинанию. Как-то раз Аристид взял верх над Фемистоклом, когда тот действовал разумно и целесообразно. Уходя из собрания, Аристид не сдержался и сказал, что афиняне до тех пор не будут в безопасности, пока не сбросят обоих - и Фемистокла, и его самого - в пропасть.
Сказанное сгоряча запомнилось в тот день многим афинянам, в том числе архонтам и фесмофетам.
Непрекращающееся соперничество до такой степени сеяло вражду между демосом и эвпатридами, что сходки граждан на Пниксе часто превращались в кулачные потасовки. Тогда, чтобы разрядить враждебную обстановку в городе, архонты сделали запрос в народное собрание: не пора ли провести голосование черепками.
Такое голосование называлось остракизмом, поскольку черепок от разбитой глиняной посуды по- гречески «остракон». Остракизм не был наказанием за какой-нибудь низкий поступок. Благопристойности ради остракизм назывался в кодексе афинских законов «усмирением и обузданием гордыни и чрезмерного могущества кого-либо из граждан». Но по сути дела он оказывался средством уменьшения ненависти между гражданами, и средством довольно милосердным: чувство недоброжелательства находило себе выход не в чём-то непоправимом, но лишь в десятилетнем изгнании того, кто это чувство вызывал.
И вот, сойдясь со всей Аттики в Афины, люди стали писать на черепках имя того гражданина, влияние которого наносит вред государственным делам. Всем было понятно, что самых влиятельных из афинян двое: Фемистокл и Аристид. Поэтому каждому голосующему нужно было нацарапать на черепке имя одного или другого.
Рассказывали, что, когда надписывали черепки, какой-то неграмотный селянин протянул Аристиду - первому, кто попался ему навстречу, - черепок и попросил написать имя Аристида. Тот удивился и спросил, не обидел ли тот его каким-нибудь образом.
«Нет, - ответил селянин. - Я даже не знаю этого человека, по мне надоело слышать на каждом шагу «Справедливый» да «Справедливый»!…»
Аристид ничего не ответил, написал своё имя и вернул черепок.
Сначала архонты подсчитывали, сколько всего опиралось черепков: если их было меньше шести тысяч, то остракизм признавали несостоявшимся. Затем все имена, написанные на черепках, раскладывали порознь, и тот, чьё имя повторялось наибольшее число раз, объявлялся изгнанным на десять лет без конфискации имущества.
К изгнанию приговорили Аристида.
Уже покидая город, он воздел руки к небу и взмолился: пусть никогда не придёт для афинян тяжёлый час, который заставит их вспомнить об Аристиде.
Коротать десятилетнее изгнание Аристид отправился на остров Эвбею, в город Эретрию, где жил его давний друг и гостеприимен, Эсхин, сын Нофона.
Свою семью Аристид взял с собой. В Фалерской гавани он и его домочадцы поднялись на торговый афинский корабль и ранним весенним утром покинули землю Аттики. Присматривать за своим домом и загородной усадьбой Аристид поручил двоюродному брату Пасиклу.
Остров Эвбея, самый большой из островов Эгеиды, был отделен от берегов Эллады узким проливом. Этот остров протянулся с северо-запада на юго-восток почти на тысячу двести стадий . В горах Эвбеи добывали прекрасный белый камень для постройки домов и храмов. На обширных пастбищах острова разводили местную породу выносливых низкорослых лошадей. Большую часть Эвбеи издревле населяли родственные афинянам ионийцы. Только на северной оконечности острова жили абанты, древний народ, ещё до прихода ионийцев расселившийся на Эвбее.
От Фалера до Эретрии даже тихоходное судно доходило за полдня.
Прощаясь на берегу с друзьями и родственниками, Аристид выглядел спокойным и невозмутимым, как всегда. Но едва корабль вышел в море и скалистый берег Аттики стал отдаляться, постепенно превращаясь в далёкую гряду горных вершин, подёрнутых неясной туманной дымкой, невозмутимость сменилась приступом сильнейшего отчаяния.
Аристид спустился под палубу, в тесное низкое помещение на корме, и там дал волю слезам, которые неудержимо полились из его глаз.
Харикло, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, тоже сошла вниз под палубу, оставив детей на попечение служанки. Вид рыдающего Аристида до такой степени поразил Харикло, что она просто остолбенела на несколько мгновений. Затем она вернулась обратно на палубу, так и не сказав супругу ни слова утешения и не в силах подавить в себе злорадное удовольствие. Мстительная Харикло не могла простить Аристиду его увлечение Стесилаем. И тем более не могла простить его неудачное соперничество с Фемистоклом, из-за чего гордая и своенравная Харикло была обречена, разделяя долю неудачника-мужа, в течение десяти лет жить на чужбине. Дочерям же предстояло стать невестами в чужом городе без всяких перспектив на выгодный брак.
Харикло выросла в семье, где выгода и богатство ставились выше честности и бескорыстности. Отец её был чистокровным аристократом. Поскольку Харикло не блистала красотой, да к тому же была вспыльчива и своенравна, все завидные женихи обходили её стороной. Харикло уже перевалило за двадцать, когда наконец состоялась её помолвка с Аристидом. Об этом хлопотал его дядя со стороны матери, поскольку отца Аристида к тому времени не было в живых. Аристид был старше Харикло на двадцать лет и тоже находился и ситуации, когда ему нужно было срочно жениться, чтобы не остаться вечным бобылём.