Томек отдавал себе отчет в том, что редко кто из европейцев может непосредственно наблюдать жизнь индейцев сюбео, и потому с охотой вел наблюдения. Он, например, сразу заметил, что родители по-иному относились к дочерям, а совсем по-другому к сыновьям.
Все матери считали своих дочерей чем то вроде прислуги. По утрам дочери шли на маниоковое поле, где все время находились под неусыпным надзором матерей. Вернувшись с поля, девушки обязаны были помогать матерям в домашних работах.
Сыновья были любимцами матерей. Мальчики от шести до пятнадцати лет были организованы в группы; каждая из них выбирала своего вождя. Под его водительством они целыми днями играли на площади у малоки. Ходили на ходулях, выплетали из пальмовых волокон «змей», которые хватали за палец. Ватаги ребят сами добывали себе пропитание, купались в реке, бродили по лесу. Иногда они принимали участие в танцах и пеньи и даже в обрядах взрослых мужчин. Родители никогда не наказывали детей за шалости или за потерю чего-нибудь, потому что гнев у сюбео считался признаком плохого воспитания.
Томек обратил внимание на шамана, который на площади у малоки занимался «лечением» больных: Каждый род сюбео располагал своим шаманом, и все индейцы свято верили в его чудодейственную силу. По мнению сюбео, великие шаманы-ягуары могли произвольно вызывать сильную бурю, ветер, град и туман, лечить и убивать людей. Томек вручил шаману несколько мелких подарков и стал незаметно расспрашивать его о разных обычаях индейцев сюбео. Когда шаман разговорился, Томек сказал ему, что добыча пищи не требует от сюбео больших трудов.
— Ты сказал правду, — согласился шаман. — Мы живем в лучшие времена. Прежде людям приходилось голодать, потому что они вынуждены были питаться только соком растений к древесной корой.
— Неужели? — удивился Томек. — А я думал, что индейцы уже давно знают маниок.
— Ты ошибался, первые люди не знали другой пищи, кроме сока растений и древесной коры, — ответил шаман. — Пользоваться маниоком и другими полезными растениями они научились гораздо позже.
— А кто их научил?
— Это было так! Однажды голодный старый индеец искал в лесу съедобную кору. В чаще леса он случайно набрел на аунгоку, то есть дерево, листья которого похожи на листья маниока. Плоды маниока падали с дерева на землю, но индеец не знал, что они съедобны. Дерево росло на поляне. Индеец заметил, что около него было много разных животных. Он задумался, что бы это значило. Тогда пришел мудрый агути [117] . Старик очень удивился, когда увидел, что агути ест плоды, упавшие с дерева. В те времена плоды маниока были лишены скорлупы. «Что ты ешь?» — спросил старик у агути. Агути ответил — «маниок». Потом агути добавил, что люди должны раскорчевать лес и очистить поле, на котором надо посадить маниок. Старик вызвал людей из деревни, а когда они приготовили поле, агути приказал им срезать аунгоку. Индейцы срубили дерево каменными топорами. Вскоре дерево упало на землю, и все звери, сколько их было, подошли и стали есть его плоды. Старик увидел, что каждая ветка дерева носила другие плоды. На одной росли бананы, на другой — сахарный тростник, на третьей — пататы, на остальных — туру или яд. Агути сказал индейцам, чтобы они срубили по одной ветке и посадили их на поле. Так индейцы научились разводить разные полезные растения и с тех пор перестали голодать.
— Думаю, что и раньше им не приходилось голодать. Ведь леса были полны дичи, — заметил Томек.
— А вот и не могли они охотиться! — возразил шаман. — Первые люди не умели пользоваться оружием. Позднее Куваи [118] научил их ловить рыбу на крючок и стрелять животных из лука. Кроме того, некоторых животных вообще нельзя есть. Например мясо ленивца [119] сделало бы человека очень ленивым.
— Как видно, сюбео никогда не едят ленивцев, потому что работают с утра до вечера, — пошутил Томек. — Ваши женщины не отдыхают вообще, даже девушки работают без устали весь день.
— Прежде, когда у женщин были барабаны и флейты, они целыми днями не хотели ничего делать, только играли, — ответил шаман. — Тогда Великий Дух разгневался на них, отобрал у женщин музыкальные инструменты и передал их мужчинам. С тех пор мужчины прячут от женщин барабаны и флейты, а если какая-нибудь из них увидит эти инструменты, она должна погибнуть от колдовства.
— Что же в таком случае делают женщины, когда мужчины играют на барабанах и флейтах? — спросил Томек.
— Они должны находится вне малоки и могут вернуться только тогда, когда мужчины спрячут инструменты.
Томек хотел еще продолжать расспросы, но около шамана собралась очередь пациентов, ожидающих врачебной помощи.
Капитан Новицкий и Габоку вернулись в деревушку около полудня.
— Как видно, охота была не очень удачной, — приветствовал Томек друга, увидев, что охотники выгрузили из лодки только молодого тапира и несколько птиц.
— Мы подстрелили двух тапиров, но одного из них Габоку отдал индейцам соседнего рода, на чьей земле тапиры были убиты, — пояснил моряк. — Это у них обычай такой — поохотишься удачно на чьей-нибудь земле, будь добр отдай половину хозяевам. Вроде дикари, а смотри какие честные, и как следят за порядком.
— Это надо записать, — сказал Томек. — А может быть вы говорили о чем-нибудь?
— Я пытался узнать у Габоку то да се, но он не хотел в лесу говорить. Он боялся, что нас могут подслушать великаны и напасть.
— Неужели вблизи живут индейцы высокого роста? — спросил заинтересованный Томек.
— Нет, браток! Это сказка, в которую они верят. Меня смех разбирал, когда такой отважный охотник, как Габоку, серьезно говорил о волосатых великанах с двумя лицами и липкими телами. Он уверял меня, что великаны с большим удовольствием охотятся на матерей с детьми, которых они поедают. Габоку рассказывал, что некогда один из его предков поймал и убил такого великана. Говорил, что убить великана можно только тогда, когда луна закрыта облаками, или находится низко над горизонтом.